Станислав КАЮМОВ "РАЗОБЛАЧЁННАЯ АФРИКА" 2000 г.
(назад, в оглавление)

ПОД СТУК БОТИНКА НИКИТЫ И ГРОХОТ СОЛДАТСКИХ САПОГ:
Африка получила политическую независимость.
1960 год.

“Приятно жить в такое время, когда совершаются великие события, когда рушится колониальный строй! Нам выпадает честь взять заступ, вырыть глубокую могилу, поглубже закопать колониализм и забить осиновый кол, чтобы он никогда не возродился. Согласно народному преданию, если хоронить черта, надо осиновый кол забить в его могилу, чтобы он из гроба не встал. Так и колониализм. Его надо похоронить по этим же народным традициям.” (Аплодисменты.)

                                                                                                           Н.С. Хрущев[i].

            Возмущенный “клеветнической” речью одного из холуев американского империализма на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Никита Сергеевич нагнулся, снял с ноги башмак и изо всех сил застучал им по столу. Членам советской делегации не оставалось выбора: демонстрируя монолитное единство и солидарность со своим лидером, они тоже сняли ботинки и с каменными лицами принялись колошматить ими по чем попало. Постепенно люди увлеклись, вошли в общий ритм... Недоумевающим иностранцам объяснили, что это такой русский народный обычай: обряд устрашения врагов угрозой показать им жуткую и таинственную “мать Кузьмы”.

        Эта сессия ООН была, как известно, посвящена вопросам предоставления независимости колониальным странам и народам, и идейно выдержанная советская чечетка очень напоминала некий ритуальный танец на могиле колониализма.

         Были ли у Никиты Сергеевича основания радоваться? Казалось, что да. Ведь именно тогда, в 1960 году, процесс освобождения колониальных стран, шедший до этого довольно вяло, вдруг обернулся настоящим обвалом. Только в этом году независимость получили сразу семнадцать (!) африканских колоний, и многие из новых государств заявили о том, что пойдут по пути построения социализма. Почему это произошло именно тогда, чем была вызвана столь подозрительная уступчивость колониальных держав – ведь до этого, как мы помним, они буквально зубами цеплялись за свои владения?

          Рассказ об этом придется повести издалека. И начнем мы его с совершенно неожиданного утверждения:

Предоставление политической независимости колониям – это продолжение колонизации, ее второй, логически вытекающий из первого, этап.

        Если вы сочтете, что автор к концу книги несколько утомился и нуждается в отдыхе, то это не так. Я действительно устал, но в данном случае, смею надеяться, нахожусь в относительно вменяемом состоянии. Чтобы убедить вас, читатель, в своей правоте, позволю себе напомнить, в чем, в сущности, заключался первый этап колонизации, начавшейся в 80-е годы ХIХ века.

          Основной смысл бешеной, лихорадочной гонки за колониями в те, не столь уж далекие, времена, состоял в том, чтобы обеспечить быстро растущей европейской промышленности рынки сбыта, источники сырья, дешевую рабочую силу. Делалось это совершенно варварскими, средневековыми методами: африканцев покоряли силой оружия и заставляли работать за сущие гроши, а то и вовсе бесплатно. Мы уже писали о том, как это происходило в бельгийском Конго – но, можете мне поверить, в остальных колониях эксплуатация была ничуть не менее дикой.

        Вот вам, например, отрывок из директивы муниципалитета одного из городков в Юго-Западной Африке (нынешней Намибии):
      “До сведения мэрии дошло, что работники, умирающие на работе, или не желают, или не заботятся о том, чтобы умирать лежа. С таким положением необходимо покончить. Любой работник, найденный мертвым в вертикальном положении, будет немедленно снят с денежного содержания. В будущем, если какой- либо надсмотрщик заметит, что работник не двигается в течение нескольких часов, его обязанностью является произвести проверку, так как у некоторых работников почти невозможно отличить естественное состояние от смерти.[ii]”

     Скажете, коммунистическая пропаганда или сатирический рассказик? Если бы! Это писалось на полном серьезе...

      Думаю, комментарии тут излишни. И не мешает напомнить нашим “демократам”, что фундамент нынешнего благосостояния цивилизованного Запада зиждится именно на тех сказочных богатствах, что были беззастенчиво отобраны у покоренных народов.

          Но для того, чтобы добывать полезные ископаемые и сельскохозяйственное сырье, необходимо было, как ни крути, заводить плантации, строить шахты и рудники, а часто и предприятия первичной переработки. Для вывоза их продукции следовало обзавестись железными и шоссейными дорогами, морскими портами, то есть современной инфраструктурой. Вокруг предприятий строились жилые дома, магазины, школы... Чтобы не выплачивать высокую зарплату европейским рабочим, приходилось нанимать на работу африканцев. А ведь на современном предприятии нечего делать неучам – и местным рабочим волей-неволей нужно было давать хоть какое-то образование.

“Грамота им совершенно не нужна. Работать лучше они все равно не станут, а ни на что другое негры не годны.”

Искреннее мнение добропорядочной американки из романа Г. Бичер-Стоу “Хижина дяди Тома”.

“Ученых негров пекут дюжинами. Они носят черный сюртук и белый галстук. А в результате получается: поскольку для этих господ нет никакого постоянного дела, они становятся агитаторами, начинают толковать о том, что правительство худо и что народ их порабощен. Одним словом, ученый негр – крайне опасное существо.”

Сесил Родс[iii].

     Требовались и служащие низшего звена, знающие иностранные языки, стенографию, бухгалтерский учет... В колониях начали создавать техникумы, а затем и университеты, посылать наиболее способную молодежь на учебу в метрополию. Все это обходилось в немалые суммы, и наступил момент, когда колониальная эксплуатация в своих прежних формах перестала себя окупать – попросту стала невыгодной. Это – с одной стороны.

       С другой – африканцы все больше узнавали о том, что происходит в мире, среди них широко распространялись идеи равенства всех людей, человеческого достоинства и личной свободы, права каждого на участие в управлении обществом. Все более привлекали их идеи социализма – особенно после II Мировой войны, когда наша страна разгромила несокрушимую, казалось бы, гитлеровскую Германию. Многие африканцы в составе “туземных войск” своих метрополий сражались с фашизмом и испытывали глубокую симпатию к победоносному союзнику – советскому народу.

             Тем сильнее был контраст между увиденным ими в Европе – пусть даже разрушенной войной – и положением дел на родине. Африканцы начали осознавать всю несправедливость и глубокую аморальность продолжавшейся колониальной эксплуатации. Они стали объединяться в профсоюзы, политические партии, бороться за освобождение своих стран от угнетения. В Африке все громче заговорили о независимости.

Что с независимостью сравнится?
В счастливый день станет раб свободным.
Тогда из ручья он сможет напиться,
Не опасаясь крика: “Скорей!”
Тогда костры зажигать он будет
Лишь для себя и своих друзей.

 Тогда, выращивая бататы,
Он сможет их есть, не боясь побоев.
Тогда перестанет он быть рабом,
Тогда за труд он потребует платы
И биться не станет о землю лбом.
Тогда он покинет чужую ферму
И на своем участке посадит
Четыреста двадцать рядов бататов,
И кукурузу, и сладкий ямс.
Тогда он хозяйство свое наладит,
Тогда, накормив жену и детишек,
Сможет излишки продать купцам.
Не будет до старости он слугою,
Он жить начнет, ликовать начнет,
Он стукнет себя по бедру рукою
И полным голосом запоет:
“Я счастлив, судьба меня очень любит!”
Не понимают величья свободы
Те, кого в рабство не продавали,
Те, кто не мучались долгие годы
На белых плантациях,
В царстве кнута.
 

Все наши горести и невзгоды
В их глазах не растопят льда.
Мы трудимся с детства от света до света
В домах, на пастбищах и в лесу.
Где-то дожди и засухи где-то,
Но для раба это все едино,
Он собственность белого господина,
В кулаке господина его судьба.

 Все отражалось в глазах раба.
Если уж кто-нибудь продан и куплен,
Будь он хоть пальм королевских выше,
Он все равно под хозяйской крышей
Меньше, чем карликовый терьер.
А хозяин, даже насквозь гнилой,
Шелудивый, как пес, тупоумный, злой,
Все-таки тот, в чьих руках судьба.

 Мир отражался в глазах раба
С давних времен,
С тех пор, когда слон
Был в услуженье у антилопы.
Старался ладить с хозяйкой он,
Но однажды, отправившись за водой,
Задержался; возможно, он спутал тропы,
А возможно, задумался у реки.
Вернувшись, изведал слон хозяйские кулаки,
Вернее, копыта.
Антилопа орала сердито:
“Ты раб, и мое богатство
Позволит мне вечно владеть слонами!”
Слон перенес и брань, и побои,
Молчал, лишь покачивал головою, --
Вытерпеть много пришлось слону.
Но слон понимал еще в старину:
Раб, чтобы волю себе вернуть,
Должен избрать проверенный путь,
Должен действовать осторожно.
Сто раз каждый шаг продумывал он
И вот – стал Владыкой животных слон.
Мудрость слона позаимствовать можно –
Чтобы со лба согнать комара,
Не нужен тяжелый удар топора. 

Волю выкупить трудновато,
Но к нашим услугам земля и лопата,
Гроздья бананов, стручки какао,
И копра, и земляной орех...

Без устали надо трудиться годы,
Чтобы приблизить время свободы,
Чтобы из рабства выкупить всех![iv]

     Требования немедленной независимости раздавались везде: в Кении, где подпольное движение “Мау-мау” загнало белых поселенцев в глубокую оборону, в Северной Африке, где выступления против французского господства начались еще в 1947 году, в Гане (тогдашней британской колонии Золотой Берег), где харизматический лидер Кваме Нкрума давно уже призывал соотечественников к борьбе за свободу...

         Белые в своих колониях чувствовали себя все неуютней, а поддерживать власть силой штыков было накладно и, как становилось яснее с каждым годом, бесполезно. Да и дома, в Европе, колониальные войны сделались уже к тому времени чрезвычайно непопулярными. Стало ясно, что грубый, дикий колониализм безнадежно устарел.

         А нужен ли он вообще? Ведь за годы колониального правления в Африке прочно укоренились мощные промышленные империи с центрами в Вашингтоне, Лондоне, Париже. Эти транснациональные корпорации управляли своими владениями вовсе не с помощью пушек и пулеметов – более того, необходимость отстегивать немалые суммы на содержание войск метрополии ложилась на них тяжким бременем. Столь же накладно было и строительство и содержание социальной инфраструктуры – школ, больниц, учреждений культуры...

          Короче говоря, политическое господство обходилось дорого и себя не оправдывало. Следовательно – надо бросить африканцам кость. Ведь не мешает же “независимость”, скажем, Либерии, полному ее подчинению американскому капиталу. О латиноамериканских странах и говорить нечего... Как только в этом окончательно убедились западные монополии – заявления о “даровании” независимости возлюбленным меньшим братьям пошли косяком.

       Наступил второй этап колонизации – эпоха неоколониализма, то есть “нового колониализма”. Новизна его, в сущности, заключалась в том, что африканцев по-прежнему держали на коротком поводке, но теперь уже не неся при этом никаких “накладных расходов”. Структура экономики как была, так и осталась колониальной, то есть ориентированной на метрополию, а любые, даже очень робкие, попытки изменить положение дел жестко пресекались.

“Тятька, эвон что народу
Собралось у кабака:
Ждут каку-то все свободу:
Тятька, кто она така?” 

“Цыц! Нишкни! Пущай гуторют,
Наше дело – сторона;
Как возьмут тебя да вспорют,
Так узнаешь, кто она!”

П. В. Шумахер, русский поэт второй половины ХIХ века[v].

        В то самое время, когда Никита Сергеевич радостно стучал ботинком в ООН, в Африке происходили драматические события. Первый премьер-министр Республики Конго (Леопольдвиль) Патрис Лумумба заявил о своем намерении проводить по-настоящему независимую политику. То, что за этим последовало, настолько характерно для действий новых и старых колонизаторов в Африке, что имеет смысл рассказать об этом подробнее.

        Патрис Эмери Лумумба принадлежал к числу так называемых évoluées, то есть “развитых” – так во франкоязычных колониях называли тех – очень немногих! -- африканцев, кто ухитрился получить хоть какое-то образование. Этот деревенский парень закончил школу при протестантской миссии и устроился работать бухгалтером на почту. “Божья искорка” сверкнула в нем уже очень рано: талантливые эссе и стихи молодого Патриса охотно печатали в конголезских журналах. Писал он, конечно, на французском – у маленького племени батетела, к которому принадлежал Лумумба, не было своей письменности.

       Честный, совестливый юноша глубоко страдал от произвола бельгийских хозяев по отношению к соотечественникам, и заболел политикой уже очень рано. Почитайте его стихи – чуть ли не в каждом из них чувствуется, что автор буквально “зациклен” на идее независимости родной Африки, эта идея жжет ему душу, не дает думать ни о чем другом.

ПУСТЬ ТОРЖЕСТВУЕТ НАШ НАРОД

 Плачь, мой любимый черный брат,
       в тысячелетьях скотской ночи!
Твой прах развеян по земле самумами и ураганом.

Ты, некогда воздвигший пирамиды
Для всех своих державных палачей,
Ты, загнанный в облавах, ты, разбитый
Во всех боях, где сила торжествует,
Ты, затвердивший в школе вековой
Один лишь лозунг – “рабство или смерть”,
Ты, прятавшийся в джунглях безысходных,
Встречавший молча тысячи смертей
Под маскою болотной лихорадки,
Иль под клыкастой маской тигра,
Или в объятьях топкого болота,
Душивших постепенно, как удав...
И день пришел, когда явился белый,
Он был хитрей и злее всех смертей,
Выменивал он золото твое
На зеркальца, на бусы-безделушки.
Насиловал твоих сестер и жен,
И спаивал твоих сынов и братьев,
И в трюмы загонял твоих детей.
Тогда гремел тамтам по деревням,
И люди узнавали, что отчалил
Чужой корабль к далеким берегам,
Туда, где хлопок – бог, а доллар – царь.
Приговоренный к каторге бессрочной,
Работавший, как вьючная скотина,
Весь день-деньской под беспощадным солнцем,
Ты был обучен славить в песнопеньях
Их господа и был распят под гимны,
Сулившие блаженство в лучшем мире.
И только одного просил у них –
Позволить жить тебе, позволить жить.
И у огня, в тревоге, в смутных грезах
Ты изливался в жалобных напевах,
Простых и бессловесных, как тоска.
Случалось, ты и веселился даже,
И вне себя в избытке сил плясал.
И все великолепье возмужанья,
Все сладострастье юное звучало
На медных струнах, в бубнах огневых,
И этой мощной музыки начало
Из ритма джаза выросло, как вихрь,
И громко заявило белым людям,
Что им принадлежит не вся планета.
Ты, музыка, позволила и нам
Поднять лицо и заглянуть в глаза
Грядущему освобожденю расы.
Пусть берега широких рек, несущих
В грядущее свои живые волны,
Твоими будут!
Пусть вся земля и все ее богатства
Твоими будут!
Пусть жаркое полуденное солнце
Сожжет твою печаль!
Пусть испарятся в солнечных лучах
Те слезы, что твой прадед проливал,
Замученный на этих скорбных нивах!
Пусть наш народ, свободный и счастливый,
Живет и торжествует в нашем Конго,
Здесь, в самом сердце Африки великой!

                                                Патрис Лумумба[vi].

       Когда в 1959 году бельгийское правительство заявило о скором предоставлении независимости Конго, Лумумба, конечно, не мог оставаться в стороне. Поначалу он активно работал в профсоюзах, а затем организовал собственную партию – Конголезское национальное движение – которая получила подавляющее большинство голосов на выборах.  И в июне 1960 года, когда была провозглашена независимость Конго, Лумумба стал первым премьер-министром нового государства.

     Не был он, конечно, никаким “коммунистом” – скорее уж его взгляды можно назвать радикально-националистическими. Придя к власти, Лумумба провозгласил политику “позитивного нейтрализма”, то есть возвращения к традиционным африканским ценностям. Но главное – молодой премьер выступал за единство Конго, против деления страны по племенному или региональному признаку.

       Вот это уж никак не могло понравиться колонизаторам, рассчитывавшим по-прежнему господствовать в стране и продолжать эксплуатировать ее богатства – медь, кобальт, цинк, алмазы... Важнее всего для них была главная индустриальная провинция Конго – Катанга, или Шаба, – где в основном и была сосредоточена добыча этих полезных ископаемых. Мятеж готовился долго и тщательно – ждали лишь удобного момента.

       И такой момент вскоре наступил. Через несколько дней после провозглашения независимости взбунтовались некоторые части конголезской армии, недовольные тем, что ими до сих пор командовали бельгийские офицеры. В стране начались беспорядки. Воспользовавшись ими, сепаратисты начали действовать.

      Прикормленный бельгийцами губернатор Катанги Моиз Чомбе объявил о полном отделении провинции от Конго. Под предлогом защиты оставшихся в стране соотечественников, член НАТО Бельгия ввела в Конго войска, которые сосредоточились в Катанге и фактически поддержали Чомбе. Бельгийцы и сепаратисты жестоко расправлялись с несогласными: сжигали села, зверски убивали крестьян...

      Что мог сделать в этой ситуации Лумумба? Армия Конго, созданная еще в колониальные времена, была ненадежной и плохо обученной. Она в подметки не годилась сытым и до зубов вооруженным бельгийцам. И премьер обратился в ООН с просьбой изгнать захватчиков и помочь восстановить в стране порядок.

      Войска ООН были введены в Конго, но помогать законному правительству и не думали – наоборот!  “Миротворцы” закрыли на подконтрольной территории все радиостанции, прервали связь, блокировали аэродромы. Дошло до того, что, когда Лумумба собирался вылететь для выступления в ООН, его не пустили в самолет!

        Тогдашний генеральный секретарь этой международной организации, швед Даг Хаммаршельд, занял в конфликте явно пронатовскую позицию. Его действия вызывали у непредвзятых людей глубокое возмущение:  страну откровенно насиловали, а генсек фактически держал свечку. Советская пропаганда вполне обоснованно, хотя и грубовато, называла Хаммаршельда “жалким лакеем колонизаторов”, “слугой американского империализма”, требовала сместить его с поста генерального секретаря...

         Видя неприкрыто враждебное отношение со стороны Запада, Лумумба пошел на чрезвычайную меру: он обратился к советскому правительству с просьбой предоставить ему самолеты для переброски конголезских войск в Катангу. Хрущев немедленно ответил согласием, но было уже поздно...

        В сентябре 1960 года в Конго произошел военный переворот. Власть захватил некий сержант (он называл себя “полковником”) Жозеф Мобуту. Лумумба был арестован и передан сепаратистам. После долгих и изощренных пыток те зверски убили законного премьер-министра, который наивно считал, что может что-то сделать против всевластия западных монополий.

       “Свобода” кончилась. Остались только стихи. Простые, безыскусные, но... но почему же их до сих пор читают?!

Судьба убийц Лумумбы

     Не хочется – противно – но все же придется рассказать о том, что стало с главными действующими лицами этой драмы.

      Первым погиб Даг Хаммаршельд. Допустив гибель Лумумбы, он стал вести себя осмотрительнее и пытался образумить сепаратистов. В сентябре 1961 года генсек ООН летел на переговоры с Чомбе. Самолет, в котором находились еще 15 человек, взорвался в воздухе... Никто, конечно, не поверил в случайность этой авиакатастрофы, и долгое время (не говоря об этом прямо, конечно...) в его смерти подозревали Советский Союз, который, дескать, мстил за Лумумбу. Эта темная история раскрылась совсем недавно, в сентябре 1998 года, когда Комиссия правды и примирения в ЮАР опубликовала документы о сверхсекретных встречах между представителями спецслужб ЮАР, ЦРУ и британской МИ-5. На этих встречах было принято решение заложить взрывчатку в самолет Хаммаршельда – слишком уж независимо он стал себя вести...

       Непосредственный убийца Лумумбы, одиозный Чомбе, некоторое время был премьером, но потом, обвиненный своими же подельниками в излишнем цацканье с белыми наемниками, бежал от ареста в Испанию, а затем в Алжир, где вскоре и умер – к сожалению, не от пули, а всего лишь от сердечного приступа. Впрочем, такая смерть всегда бывает подозрительной...

       Сержант Мобуту осуществил свою мечту: он стал даже не полковником, а маршалом – впрочем, он мог назвать себя как угодно, хоть генералиссимусом: ведь власть его в Конго стала поистине неограниченной. За три десятилетия правления этот диктатор с самодовольной лоснящейся физиономией создал настоящий культ личности Себя, Несравненного Мобуту Сесе Секо. Он возглавлял единственную в стране партию, объединявшую все (!) взрослое население Заира, официальная идеология которой именовалась “мобутизмом”. Многие населенные пункты были переименованы в честь президента, и даже озеро Альберт, где некогда Стэнли “спасал” Эмина-пашу, называлось теперь, извиняюсь, озером Мобуту Сесе Секо. Восставший народ сумел свергнуть диктатора лишь в мае 1997 года.

В общем, все убийцы Лумумбы кончили неважно. Ну, туда им и дорога!

    Некоторые размышления автора

           Печальная и трагическая история... Научила ли она чему-нибудь африканцев? Да, безусловно. После гибели патриота Лумумбы кончилась эйфория “свободы”. Даже самым наивным людям стало ясно: колонизаторы, якобы передав политическую власть в руки “туземцев”, не остановятся ни перед чем, если их интересам что-то угрожает. Ведь стоило Лумумбе занять самостоятельную позицию – и страны Запада немедленно начали военную интервенцию, положившую конец призрачной независимости. И так бывало еще не раз.  Достаточно вспомнить длительные войны в Анголе и Мозамбике, Намибии, Чаде, в том же Конго...

        До последнего времени колонизаторов сдерживало существование Советского Союза, не дававшего им слишком распоясываться. Теперь им не мешает ничего, и странам, пытавшимся ранее проводить самостоятельную политику, почти всем, одной за другой, пришлось от нее отказаться.

      Африку закабалили еще прочнее, и не только силой оружия: не менее действенны оказались и кредиты Международного валютного фонда, получение которых обставляется рядом условий, ставящих крест даже на условной “независимости”. А главную роль в МВФ, как известно, играют Соединенные Штаты Америки – новый, самый крупный колонизатор в мире.

        До чего же прав был Джавахарлал Неру!  Еще в январе 1933 года писал он своей единственной дочери: “ Не думай, будто империя Соединенных Штатов ограничивается Филиппинскими островами. Внешне это единственная колония, которой они обладают, но, учтя опыт и трудности других империалистических держав, они усовершенствовали старые методы. Они не дают себе труда аннексировать какую-нибудь страну, подобно тому, как Англия аннексировала Индию; их интересует только выгода, а поэтому они стараются поставить под контроль богатства страны.  Добившись этого, нетрудно подчинить контролю население страны, да, собственно говоря, и всю страну. Итак, без особых хлопот или столкновений с активным национализмом они контролируют страну и получают свою долю ее богатств. Этот хитроумный метод именуется экономическим империализмом. На карте его не увидишь. Страна может показаться свободной, если судить о ней по учебнику географии или атласу. Но, заглянув поглубже, обнаруживаешь, что она находится в когтях другой страны или, вернее, ее банкиров и крупных предпринимателей. Вот этой-то невидимой империей и владеют Соединенные Штаты Америки.”[vii]

       Дочери Джавахарлала Неру не было тогда еще и шестнадцати лет, и звали ее Индирой Ганди.

         Новые колонизаторы, как и прежде, выжимают из Африки последние соки. На этом континенте по-прежнему свирепствуют голод, нищета, безграмотность... Но самой, пожалуй, тяжелой проблемой остаются этнические, межплеменные распри. Их Африка унаследовала еще от доколониальных времен, но усилили и обострили их именно колонизаторы. Рассказу об этой язве современной Африки посвящена наша следующая глава.