Автостопом по Монголии

    Осенью 2001 года я отправился путешествовать по свету, мечтая добраться автостопом до
Австралии с минимальными денежными затратами. Проехав через Россию от Санкт-Петербурга до Иркутска
на попутных автомобилях, грузовиках и поездах, в ноябре я достиг границы Монголии.

    Итак, я доехал до пограничного перехода в Монды. Был вечер пятницы, и я сильно рисковал застрять на
границе. Машин практически не было, а в выходные переход вообще не работал. Какое-то время я общался с
пограничниками, изредка посматривая на пустую дорогу. Все-таки мне повезло. За полчаса до закрытия к
переходу подъехали грузовики с монгольскими коммерсантами, ехавшими в Мурен. Наши пограничники
договорились с монголами, и те взяли меня с собой.
    Всего в Мурен ехало два грузовика "Урал" доверху набитых всевозможным барахлом. Даже в кабине
находилось по 3-4 человека и еще какие-то коробки и мешки. Пришлось сидеть поджав колени к подбородку, что
было не слишком удобно.
    На монгольской стороне не было никаких проблем, если не считать того, что таможенники долго изучали
содержимое грузовика, а мне все это время пришлось мерзнуть на пронизывающем ноябрьском ветру.
    Вскоре мы тронулись в путь. До Мурена было около 200 километров, и я надеялся, что мы доберемся туда к
ночи. Однако вышло так, что ехали мы весьма долго. Несколько раз, проезжая какие-то деревни, останавливались и
пили чай. Монголы неспешно беседовали на разные темы и заодно решали какие-то свои коммерческие дела.
Коробки и мешки с товарами, то покидали грузовики, то возвращались обратно.
    На имеющемся у меня атласе мира была явно видна дорога на Мурен. В реальности никакой дороги не
было. Сначала мы ехали по раздолбанной колее, оставленной здесь когда-то другими машинами. Потом даже и она
кончилась, и нам пришлось ехать просто по степи, по холмам, через лес и даже прямо через небольшие речки,
чуть тронутые льдом. В свете фар иногда можно было увидеть пробегающую лису или кабаргу. Миновали
знаменитый Хубсугул – величественное озеро, окаймленное горной грядой.
    Мы двигались всю ночь и весь день. Можно было лишь удивляться выносливости нашего водителя Муко,
который ни на минуту не сомкнул глаз. Вокруг все замело снегом и казалось, что небо и земля одного цвета.
    Лишь под вечер добрались до Мурена. Загнали грузовики во двор, и Муко пригласил меня ночевать в его
юрту. Помимо самого Муко и его жены в юрте еще обитали их дети - три сына и две дочери. Тем не менее, гостю
все были рады, и неудобства никто не испытывал. Меня накормили хлебом и шпротами, привезенными из России,
а также угостили чаем с молоком. Надо сказать, что чай в Монголии подают не сладкий, а скорее соленый и даже
жирный. Зачастую его заваривают в той же кастрюле, в которой варили мясо. Быстро, удобно и кастрюлю мыть не
надо.
    На следующий день, рано утром, мы пошли гулять по Мурену, зашли на базар. Муко купил младшему сыну
варежки и игрушечный пистолет. А я просто разглядывал всевозможные товары, вяло отбиваясь от любопытных
монголов, пытавшихся говорить со мной на некоем подобии русского языка. Затем мы отправились в дом
коммерсантов, где я оставил свой рюкзак. В прихожей этого дома были кучей свалены шкуры кабарги. А во дворе
уже вовсю шла работа по разгрузке грузовиков - были видны коробки с сигаретами "Наша Прима" и упаковки
пива "Балтика Медовое". Я был слегка озадачен тем, что из множества товаров, производимых в России,
коммерсанты выбрали наиболее вредные - сигареты и алкоголь. Наверное, это давало самую быструю и надежную
прибыль.
    Мне пора было двигаться дальше, я распрощался с Муко и отправился по дороге в сторону столицы
Монголии - города Улан-Батор. Вообще-то мне указали нужное направление, но через некоторое время я понял,
что не знаю куда идти. На карте дорога была. Отличная федеральная дорога, которая должна была бы идти от
Мурена до самого Улан-Батора. В реальности передо мной была степь, испещренная колеями проехавших здесь
когда-то грузовиков. Встречных монголов, у которых можно было бы спросить про дорогу, практически не было.
    В итоге я потратил несколько часов, выбираясь на ту дорогу, которая показалась мне правильной.
Мне повезло. Из Мурена в ближайшую горную деревеньку ехал грузовик. Он подобрал меня в кузов и вез
несколько километров. В кузове лежал брезентовый тент, в который я и завернулся, спасаясь от ветра. Через
некоторое время грузовик остановился. Из кабины выпрыгнул шофер и сообщил мне, что здесь он сворачивает в
деревню, а дорога на Улан-Батор идет прямо. Я вылез из кузова, поблагодарил шофера и некоторое время глядел в
след уезжающему грузовику. Передо мной раскинулась заснеженная степь. Сказать, что по ней шла хоть какая-то
дорога или хотя бы ее подобие, было решительно невозможно.
    На холмике неподалеку возвышался ово – курган, в котором по монгольским поверьям живут духи. В
Монголии такие курганы можно встретить довольно часто. Как правило, они расположены возле каких-либо
опасных мест – горных перевалов, шатких мостов через реку и так далее. Ово представляет собой нагромождение
камней и палок, к которым привязаны голубые ленточки. Каждый, кто увидит подобное святое место, должен
остановиться, попросить у духов удачи в дороге и пожертвовать им что-либо – положить на курган камень, что-
нибудь из вещей, деньги, сигарету, побрызгать водкой и т.п. Человеку циничному подобные ово могут показаться
просто свалкой ненужных вещей. И действительно там можно увидеть палки, тряпки, рваные ботинки, конские
черепа, детские куклы, костыли, пустые пластиковые и стеклянные бутылки. По всей видимости, духи не слишком
щепетильны и благосклонно принимают любое подношение. Не смотря ни на что, монголы духов уважают и редко
позволяют себе равнодушно пройти мимо, и уж тем более никто никогда не попытается подобрать раскиданные
вокруг кургана деньги.
    Итак, я подошел к ово, пожертвовал ему российскую монетку и попросил для себя удачной дороги. Ово не
имел ничего против. Однако куда двигаться дальше? Дороги не было. Я стоял перед бескрайним заснеженным
полем. Просто идти напрямик по компасу – неэффективно. До Улан-Батора почти тысяча километров. Немного
постояв в раздумьях, я все же решил отправиться по следам уехавшего грузовика. Вероятно, водитель что-то
напутал или я его неправильно понял. То, что он мне показал - дорогой не являлось, а в деревню уходила более или
менее накатанная колея. Я пошел пешком по колее в надежде встретить местного жителя и уточнить у него дорогу.
    Шагать пришлось довольно долго. По пути видел одинокую юрту на склоне горы. Подниматься к ней было
слишком далеко, и совсем не хотелось. Однако сам факт наличия какого-то жилья меня весьма порадовал. Я пошел
дальше и через несколько километров встретил двух монголов на лошадях. Монголы мне удивились, а я спросил их
про дорогу на Улан-Батор. Выяснилось, что бравые всадники очень хотели бы мне помочь, но, к сожалению, в
первый раз слышат про Улан-Батор. Пришлось отправиться дальше, размышляя, живут ли хоть где-нибудь в России
люди, которые никогда бы не слышали про Москву. Вскоре мне посчастливилось встретить еще одного человека,
который, как ему казалось, знал где находится нужная мне дорога. Он объяснил, что я должен повернуть обратно, а
затем двигаться через ту самую степь, которой я испугался. Все мое существо воспротивилось предложению идти
обратно мимо горной гряды, я и так уже прошел не менее двадцати километров. Попытался выяснить, нет ли
какого-нибудь другого пути напрямик. Выяснилось, что если я перейду через горы, то прямо за ними и будет та
самая, нужная мне, дорога. Прикинул расстояние. Горы не казались такими уж большими, и я решил рискнуть.
Поблагодарив монгола, я отправился в путь.
    На склонах гор было много снега, но, к счастью, он был довольно твердым, поэтому можно было ступать
прямо на сугроб, не проваливаясь в него. Иногда, впрочем, снег не выдерживал нагрузки, и мои ноги погружались
в него по колено. Было довольно холодно, но я уже почти не чувствовал этого. Удивительно, но ноги замерзли
настолько, что перестали ощущать холод. Я шел и шел, а горы, казалось, лишь отодвигались от меня. Начало
смеркаться и я с тревогой думал о том, что эту ночь мне придется провести на снегу. Где-то вдалеке слышался вой
волков, и это тоже не прибавляло оптимизма. Неожиданно я заметил на горизонте какие-то постройки. Деревня! Из
последних сил я устремился к этим строениям. На снегу их было хорошо видно, однако идти все рано было очень
далеко. Наконец, когда уже совершенно стемнело, я добрался до этих строений и с огорчением понял, что это не
деревня. Это были всего лишь загоны для скота. Они использовались летом, а зимой пустовали. Найдя какой-то
домик, я решил в нем заночевать. Пол был земляным, дверь висела на одной петле, а вместо окон зияли дыры, но
это было лучшее, что я мог себе позволить. Найдя какие-то доски и картонные коробки с надписями
«Союзплодимпорт», я, как мог, законопатил окна и многочисленные щели этого домика. Тем не менее, внутри все
равно было холодно. Я развел костер из оставшихся досок, чтобы хоть как-то согреться. Это было непродуманное
решение. Дым от костра быстро заполнил крошечное помещение, а отсутствие щелей мешало дыму выйти
наружу. Я очутился в собственноручно сделанной газовой камере. Пришлось срочно открывать окна и двери,
чтобы выпустить дым. Когда дым рассеялся, я понял, что вместе с ним ушло и драгоценное тепло. Ну, и ладно! Я
развел костер посильнее и стал готовить еду. Зачерпнул в котелок снега и, растопив его, сварил себе макароны.
    Костер прогорел, дров больше не было. А ломать на дрова промерзшие жерди изгородей не было сил. Я
снова заткнул все щели, и, убрав угли, улегся на прогретую костром землю. Чтобы было теплее, я залез в спальный
мешок не снимая одежды, да еще накрылся сверху тентом от палатки. Пока от земли шло тепло, мне даже было
вполне комфортно. Под завывания ветра я погрузился в полудрему. Через некоторое время земля остыла, и вновь
стало холодно. Остаток ночи я провел ворочаясь с боку на бок. Заснуть не удавалось. Предположительно, той
ночью температура опускалась до тридцати градусов мороза.
    Уже когда рассвело, я понял, что пора вставать. Однако заставить себя пошевелиться было крайне не просто.
Я был окончательно заморожен. Кое-как поднявшись, я взглянул на свои руки. Пальцев я не чувствовал, видеть их
скрюченными от холода и не иметь возможности разогнуть – что может быть более странным. Какое-то время я
потратил согревая свои пальцы с помощью дыхания. Наконец я смог ими двигать. Руки в норме, но ног я все еще
не чувствовал. Не важно. Кое-как натянув ботинки, я двинулся дальше по горам.
    Сперва идти было тяжело, я еле переставлял ноги, но потом как-то пришел в себя и даже пошел довольно
бодро. Усталость вовсе не мешала мне любоваться видом залитых солнцем заснеженных гор. Пораженный их
красотой я даже несколько раз останавливался, чтобы сделать снимки.
    Наконец скатившись с какого-то крутого склона, я выбрался на накатанную колею. «Вот она дорога на
Улан-Батор!»-торжествующе подумал я и устроился на обочине ждать попутный транспорт. Идти куда-либо
пешком все равно не было сил. Через пару часов ожидания показался УАЗик идущий прямо до Улан-Батора.
Правда, он был перегружен людьми, и бесплатно везти меня до столицы не захотел, зато довез до поселка
Тосэценгел. В принципе, меня это вполне устраивало, так как хотелось посмотреть Монголию, а несколько дней
трястись по ухабам в переполненной машине, чтобы приехать в Улан-Батор чуть пораньше, не было смысла.
    Итак, оказавшись в Тосэценгеле, я двинулся дальше. Выходя за пределы поселка, увидел странный грузовик,
невероятно нагруженный барахлом. Всевозможные тюки, коробки и мебель были связаны вместе веревками и
возвышались над кузовом огромной горой, свешиваясь также с бортов. И на всей этой груде вещей сидело еще
человек пятнадцать-двадцать. Подобные грузовики можно часто встретить в Африке, но в этих местах я не ожидал
увидеть подобного. Я помахал пассажирам рукой, те стали махать мне в ответ. Грузовик остановился, и мне
предложили поехать с ними. Долго уговаривать меня не пришлось, я вскарабкался на эту гору тюков, и мы
тронулись в путь.
    Потом, когда я распрощался с симпатичным грузовиком, еще долго пришлось идти пешком, затем меня
подобрал очередной УАЗик, который уже под вечер привез в поселок Тариалан. Высадили меня рядом с
гостиницей. Я попытался увильнуть от ночлега в гостинице, чтобы не тратить деньги, и обратился к местным
жителям с вопросом, где можно переночевать. Местные жители отправили меня обратно в гостиницу. К счастью
эта гостиница все равно была закрыта, поэтому я продолжил поиски и очень быстро выяснил, что в поселке есть
большая школа, куда можно было попробовать обратиться.
    В школе мое появление вызвало большой переполох. Школьное начальство послало каких-то учеников на
поиски учителя английского языка, который мог бы поговорить со мной. Учитель появился через несколько
минут. Он запыхался, видимо бежал бегом. Узнав, что я путешественник из России и что мне нужен ночлег,
учитель английского, пришел в совершеннейший восторг и тут же предложил пойти с ним. Он привел меня
ночевать в юрту где, как выяснилось, жил другой учитель английского – американец Дин.
    Молодой американец работал в «Peace Corps», американской благотворительной организации. Одной из
целей этой организации было обучение детей «отсталых» стран английскому языку с тем, чтобы, когда они
вырастут, у Америки была бы возможность говорить с этими людьми на одном языке. Сложно сказать какого рода
геополитические замыслы могут скрываться за этой идеей. Однако надо отдать должное Дину, он оставил сытую и
благополучную жизнь в Америке, чтобы поменять ее на жизнь в юрте, обед из вареных конских потрохов и
зарплату в 80 долларов ежемесячно.
    Мы быстро подружились. Оказалось, Дин жил в Тариалане уже год, но вскоре собирался перебираться в
Улан-Батор. У него в юрте была куча книг, и вообще было довольно интересно. Как рассказывал Дин, эту юрту
собрали ему местные жители всего за полтора часа. Вот оказывается как легко и быстро решается в Монголии
квартирный вопрос. Сверху юрта была покрыта войлочными попонами и брезентом, а изнутри утеплена коврами.
    Посреди юрты стояла печка буржуйка, а в углу на огромном сундуке стоял магнитофон. Седам, так звали
монгольского учителя, весь вечер слушал какую-то местную песню. Когда песня заканчивалась, он перематывал
пленку назад и слушал песню заново. Дин даже предложил монголу забрать понравившуюся кассету с собой,
чтобы послушать ее дома. Это было смешно, так как во всем поселке магнитофон был только у Дина.
    На следующее утро, я решил не ехать дальше. Мне так понравилось в гостях у американца, что я захотел
пожить у него денек-другой. Тем более, что сам хозяин вовсе не возражал. На завтрак мы приготовили вкусный
картофельный суп из топора и нескольких картофелин, а затем вместе пошли в школу на урок, который вел Дин.
    Тема урока была – «Где я проведу свои каникулы». Ученики хором повторяли фразы типа «Where will you be on
your holidays?». А затем вместе пытались сочинить различные ответы. Было довольно забавно, так как все
понимали, что в любом случае проведут свои каникулы в самом Тариалане.
    После урока мы немного погуляли по школе, затем побывали на водочной фабрике, в гостях у мэра
Тариалана и в буддистском монастыре. Куда бы мы ни заходили, Дин везде чувствовал себя как дома, все мне
рассказывал и показывал, относясь к присутствовавшим там монголам как к экспонатам некоей выставки. Зашли в
местный магазин, где я, не имея монгольских денег, купил колбасы на 1 доллар. А Дин с видом знатока помог мне
убедить продавца, что доллар это тоже деньги.
    Затем мы отправились пилить и колоть дрова во дворе у Дина. Ему привезли целый грузовик дров. Хватит
до весны, даже с избытком. Потом сделали генеральную уборку в юрте и снова пошли в школу. Встречные
ребятишки с удвоенной силой кричали нам: «Хеллоу!» Еще бы, ведь теперь у них вместо одного иностранца целых
два. В школе Дин спросил, где я работаю. Я сказал, что пишу статьи для журнала «Эхо Планеты», и мы стали всем
классом повторять по-английски: «Когда я вырасту, буду работать журналистом «Эхо Планеты».
    На следующий день я отправился дальше. От Тариалана было не меньше шести километров до «трассы»,
которая представляла собой относительно накатанную колею в степи. Если по степи шла машина, то столб пыли
виднелся за много километров. Полагая, что идти гораздо веселее, чем стоять посреди степи, я пошел по колее в
сторону Улан-Батора. Солнце грело так, что не верилось, как это еще недавно я мог страдать от холода. Пришлось
даже снять куртку. Монголия опять удивляла.
    Неожиданно я увидел на горизонте всадника, неспешно ехавшего навстречу мне. «Вот еще один друг степей
монгол» - подумал я, размышляя о диких кочевниках обитающих здесь со времен Чингиз-хана. Когда же расстояние
между нами сократилось, я понял, что передо мной девушка. Она подъехала почти вплотную и остановилась, с
любопытством глядя на меня. Я вежливо поздоровался по-монгольски. Девушка улыбнулась, спрыгнула с лошади
и протянула уздечку мне, что-то говоря. Почему-то ей хотелось, чтобы я прокатился на ее маленькой мохнатой
лошадке. Меня не надо было долго уговаривать. Я забрался на лошадь и немного покатался по степи. Впрочем,
пускаться вскачь я не хотел, чтобы не пугать девушку, и не свалиться самому. А ездить шагом было не слишком
весело. Я слез на землю. Все-таки стоять на своих двоих приятнее, чем на чужих четырех. Девушка открыла
потрепанную кожаную сумку и достала оттуда какую-то тетрадку. Оказалось, что это такая же тетрадка, как и у
многих школьниц в России. Что-то вроде дневника или альбома, куда девчонки пишут стихи, вклеивают
фотографии и газетные вырезки. Честно говоря, сакральный смысл подобных тетрадок всегда был от меня скрыт
как в школьные годы, так и по сей день. Тем не менее, я понял, что монголка хочет как-то запечатлеть
знаменательную встречу со мной в своей тетрадке. Я надеялся подарить девушке какую-нибудь открытку. Как на
зло, пачка с открытками почему-то лежала на самом дне рюкзака, и достать ее было затруднительно. Поискав по
карманам, я нашел «майфазера». Когда я только собирался в путь, мой московский товарищ Антон Кротов
подарил мне целую пачку «майфазеров», которых привез с Украины. Вообще-то это были рекламные портретики
какого-то украинского кандидата в депутаты. Люди в Азии нередко обожают интересоваться семейным
положением странствующего «белого мистера», а также любят получать в подарок какие-нибудь сувениры.
    Ирония заключается в том, что «майфазера» можно выдать за одного из членов семьи и подарить в качестве
сувенира. На самом деле подобный «сувенир» предназначался вовсе не симпатичным девушкам, а скорее
навязчивым местным прилипалам, от которых трудно иначе отвязаться. Увы, в тот момент это было лучшее, что у
меня нашлось под рукой, и украинский кандидат в депутаты перекочевал в девичью тетрадку, заняв почетное
место между фотографиями поп-певца и котят в корзинке.
    А я отправился дальше. За те несколько часов, что я шел вперед, навстречу проехало целых три машины.
    Это было хорошим признаком. Значит, машины могут двигаться и в мою сторону. Уже начало темнеть, когда на
дороге показался УАЗик, идущий в нужную мне сторону. Я махнул рукой, машина остановилась. Монголия
характерна тем, что когда голосуешь на дороге, машины останавливаются, даже если переполнены народом и не
могут взять с собой. В этой машине народу был явный перебор. Здесь и так пассажиры сидели друг на друге. И
вообще это было такси, идущее в Булган. Тем не менее, поругавшись на мою безденежность и посетовав на
отсутствие места, водитель решил меня взять. Сложившись втрое, я втиснулся в машину. Пассажиры машины всю
дорогу курили, пили водку и пели русские песни. Репертуар был традиционен для Монголии: «Катюша»,
«Подмосковные вечера», «Миллион алых роз» и почему-то «Маленькая страна» Наташи Королевой. Те монголы,
которые не знали слов, подпевали по-монгольски или просто подвывали. Все это было конечно забавно, но долго
выдерживать подобное путешествие нелегко. Поэтому когда мы достигли какой-то деревеньки, где была
придорожная харчевня, я остался ночевать там. Мне выделили кровать и одеяло, и я устроился спать у стены. В
мою кровать вскоре забрался пушистый местный кот, обнюхал меня и, решив, что я заслуживаю его доверия,
улегся рядом. Ночью в харчевню еще пару раз приходили посетители. Хозяйка заведения сердито шикала на
шумных посетителей, чтобы те не беспокоили сон путешественника. А кот нервно вздрагивал и прижимался ко
мне еще сильнее.
    Утром вышел из дома и увидел перед собой новогоднюю сказку. Повсюду сугробы снега, а деревья
заледенели так, что казалось, будто они тоже сделаны из снега и льда. Мороз был около тридцати градусов.
Немного поежившись, представив, сколько времени мне придется провести на этом морозе, я двинулся вперед.
    Я прошел по дороге не более двухсот метров, как вдруг невдалеке послышался шум мотора. Грузовик! Да
еще и наш родной ЗИЛ. Махнул рукой и через несколько минут ехал в теплой кабине. Водитель и его пассажир
пытались активно общаться со мной. Несмотря на их слабое знание русского и мое слабое знание монгольского
разговор получался. Примерно так: «Ты откуда? Русский? Хорошо. Это русская машина! ЗИЛ! Хорошая машина.
ГАЗ – плохая. КАМАЗ - очень хорошая. И УАЗ - хорошая. Я хочу купить УАЗ. Ты где живешь? В Санкт-
Петербурге? А это далеко от Ульяновска? Я заработаю денег, поеду в Ульяновск и куплю УАЗ. А здесь чего
делаешь? Почему пешком идешь? Здесь нельзя пешком. Здесь везде волки! А где работаешь? Журналист? О
Монголии пишешь? А о нас напишешь?»
    Вскоре я расстался с общительными монголами и дальше отправился на попутном УАЗе, который шел в
Булган. Помимо прочей публики в машине ехала женщина - учительница русского языка. Она была очень
общительна и всю дорогу пыталась петь русские песни, а я ей подпевал. Внезапно она спросила меня, что означает
слово «шаманские». Когда-то много лет назад один русский офицер сказал ей «твои шаманские глаза…». И вот она
запомнила. Слова показались ей непонятными. Наверное, офицер хотел сказать такой романтичный комплимент. Я
постарался красиво объяснить женщине смысл слов, но почему-то в голову приходили только колдуны, ведьмы и
чукотские шаманы, пляшущие с бубнами вокруг костра.
    По приезду выяснилось, что водитель хочет от меня денег. В Монголии трудно понять, когда сел в такси, а
когда нет. Я предложил водителю в подарок российскую монетку. Водитель повертел монетку в руках, а
учительница перевела: «Он недоволен». Я добавил к монетке две открытки. Учительница сообщила: «Он хочет
посмотреть твой паспорт». Я достал свой паспорт. Водитель полистал странички и протянул паспорт мне обратно.
«Теперь он доволен» - радостно улыбнулась учительница. Я попрощался с монголами и пошел гулять по городу.
    Пожалуй, Булган был первым городом, который был действительно похож на город. Там даже были
кирпичные дома советской постройки. Этот город напоминал мне крошечные провинциальные российские
городки с аллеями деревьев, маленькими магазинчиками и мозаичными изображениями рабочих и колхозников на
стенах домов. Немного погуляв, и съев за это время огромный мешок купленных на 1 доллар пирожков, я
отправился дальше. Выезд из города пришлось искать долго. Никто из местных жителей толком не знал, где он
находится, но все же я как-то умудрился выбраться из города и застрять окончательно возле какой-то станции
техобслуживания. Было довольно холодно, и приходилось время от времени ходить на станцию греться и пить чай.
    В итоге там и заночевал.
    На следующий день мне повезло сесть в УАЗик директора какого-то колхоза. Выяснилось, что он гнал табун
своих лошадей на мясокомбинат в Улан-Батор. Там животных должны были переработать на консервы, на которые
потом лепится этикетка «Завтрак туриста» или «Говяжья тушенка», после чего все это отправляется в Россию.
    Всего, по словам директора, в нынешнюю партию должно было пойти около двадцати тысяч лошадей. Табуны
лошадей стекались в Улан-Батор со всех концов страны. И директор тоже гнал на мясокомбинат сто пятьдесят
своих лошадок, надеясь выручить по пятьдесят долларов за голову. Табун двигался не быстро, его сопровождали
местные пастухи - подручные директора, и мы часто останавливались. Я познакомился с пастухами. Старший из
них сказал, что его зовут Ченгиз Хан. Они разлили местную водку в половинки сигаретных коробок «Наша Прима»,
которые выполняли функцию стаканов, и выпили за мое здоровье. Потом меня решили обучить пастушескому
делу. Посадили на коня и вручили длинную палку с петлей на конце. Я должен был, управляя этой палкой,
возвращать отбившихся лошадок в табун. Признаюсь, это было довольно весело, хотя когда мой конь шел галопом,
то приходилось вставать в стременах, чтобы не отбить важные части тела об удивительно жесткое монгольское
седло. Маленькие и мохнатые монгольские лошадки весело резвились и даже не догадывались, какая участь их ждет
впереди. Впрочем, быть съеденной - это судьба большинства монгольских лошадей. Так уж повелось в этой
диковатой, но доброй стране.
    Разумеется, если ехать до столицы со скоростью мирно пасущегося табуна лошадей, то приехать туда
удастся не скоро. Поэтому, распрощавшись с пастухами и директором колхоза, я отправился дальше пешком, в
надежде найти какой-нибудь очередной попутный транспорт. Вскоре я остановил бензовоз, который как раз и шел
в Улан-Батор. Этот бензовоз двигался крайне медленно, к тому же часто ломался. Это означало, что приехать в
столицу мы сможем только поздно ночью, а где искать там ночлег у меня не было ни малейшего представления.
    Однако я не торопился роптать на судьбу, думая о том, что сперва надо дождаться конца пути и уж тогда
действовать по обстоятельствам. А зря волноваться из-за проблем, которых еще нет, не следует.
    Водитель оказался классным парнем. Его звали Терео и он немного говорил по-русски. Терео ехал вдвоем с
братом, чей бензовоз шел в ста метрах впереди нас. Когда мы остановились в кафе, чтобы перекусить, по
телевизору передавали местные новости. Как раз показывали новую фабрику, построенную в Улан-Баторе
немцами. Толстый и усатый немец давал журналистам интервью, говоря о невероятной пользе новой фабрики для
монгольской экономики. «Смотри, пфасист! Гитлер!» - воскликнул брат Терео указывая на немца и засмеялся. В
моей душе колыхнулись странные давно забытые еще в советские времена чувства, и я согласно кивнул: «Гитлер –
капут!»
    Когда мы приехали в Улан-Батор, было уже довольно поздно. Идти мне было некуда, но Терео пригласил
переночевать у него. Он жил в отдельной благоустроенной юрте на окраине Улан-Батора. В этой юрте было три
кровати, железная печка, японский телевизор, магнитофон и огромный ультрасовременный холодильник.
    Вероятно, водители в Монголии неплохо зарабатывают. Терео познакомил меня со своей семьей: «Моя сын –
Сашка! Моя жена – Машка!» Наверное, у мальчика было другое имя, но отец звал его так, потому что сынок был
белобрысый. У трехлетнего «Сашки» были абсолютно монгольские черты лица, но светлые волосы, что для
монголов невероятно. Мать мальчика по виду была чистокровной монголкой, причем очень красивой, но Терео
упорно звал ее «Машкой», подозревая ее причастность к появлению у мальчика светлых волос. Впрочем, это не
было семейной трагедией, а скорее любимой фамильной шуткой. Когда вечером в юрту пришли родственники, то
все весело сравнивали меня с «Сашкой» утверждая, что мы выглядим как братья, и что Терео теперь просто обязан
меня усыновить.
    На утро я распрощался с гостеприимной семьей и отправился в центр столицы. Передо мной раскинулся
огромный и удивительный город, куда я так стремился. От Санкт-Петербурга до Улан-Батора было пройдено
пешком и автостопом огромное расстояние, но до Австралии далеко, а впереди еще так много стран. Я вздохнул и
отправился искать консульство Китая.

                Григорий Кубатьян (С) декабрь, 2002