Станислав КАЮМОВ "РАЗОБЛАЧЁННАЯ АФРИКА" 2000 г.
(назад, в оглавление)

 ПОХОЖДЕНИЯ КРАСАВЦА ИОСИФА,
или
ПРИВАТИЗАЦИЯ ПО-ДРЕВНЕЕГИПЕТСКИ:
Сыны Израилевы поселяются в Египте.
ХVII век до н. э.

 Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, -- и сделал ему разноцветную одежду.
                                                                         Ветхий Завет, Книга Бытие, 37: 3.[i]

          Братья терпеть не могли Иосифа. Мало того, что отец, Иаков, всячески выделяет перед ними этого семнадцатилетнего сопляка, так еще и одежду сшил ему красивую, разноцветную : ермолку бирюзовую, с кисточками, халат ярко-желтый, -- один рукав зеленый, другой красный, да с бубенчиками по подолу, -- ой, заглядение! Загордился Иосиф, превыше всех братьев стал себя ставить. Сядет, бывало, за стол да сны свои с издевочкой рассказывает, и братья в тех снах полными идиотами выглядят.

       Да еще и моду взял: отцу наушничать. Отведет его в сторонку да шепнет тихонько : “Папаня, а Рувим, пока тебя не было, сам с твоей наложницей возлег! А этот гад Гад сегодня смеялся над тобой – говорил, что ты, как дурак, вначале за тетю Лию отработал семь лет, а потом за мамку мою, Рахиль, -- еще семь!”

         Иаков скрежетал зубами и принимал меры. Братьям приходилось работать от зари до зари, за себя и за того парня – Иосиф решительно отказывался пачкать свою красивую одежду. Однажды, после очередного доноса, разгневанный Иаков отослал сыновей пасти овец далеким-далеко, аж в Сихем – с глаз долой, и остался со своим любимчиком наедине. Тот не удержался и поведал очередной сон : на сей раз у зарвавшегося Иосифа выходило, что уже и отец должен кланяться ему до земли. Такой наглости даже любящий Иаков стерпеть не смог. Стараясь оставаться спокойным, он медленно промолвил: “ Братья твои не пасут ли в Сихеме? Пойди, я пошлю тебя к ним.”

           Прикусил язык Иосиф, да поздно было. Пришлось ему отправиться к братьям, в далекий Сихем. Те разглядели стукача еще издали. – Надо же, и здесь нашел... Ну хватит, сколько можно терпеть!

       Сорвали они с братца костюмчик его знаменитый, связали и бросили в глубокий ров. Сами же стали спорить – что с ним делать дальше? Может, прикончить? Не решились – ведь, какой бы ни был подлюка этот Иосиф, а все-таки брат. С другой стороны, вернется домой – заложит Иакову, как пить дать. Думали-гадали – и тут, на счастье, услышали звон верблюжьих колокольчиков. Мимо проходил караван бедуинских купцов.

– “Куда путь держим, люди добрые?” – “Да в Египет, куды же еще?”

        Выход был найден. Братья продали Иосифа купцам за двадцать сребреников – и твердую валюту заработали, и от поганца этого избавились – пусть теперь фараону египетскому сны свои рассказывает!

        Одежку же его с бубенчиками вымазали в крови козла (!) и, посмеиваясь, отнесли Иакову. “Он узнал ее и сказал : это одежда сына моего (трудно было ошибиться!); хищный зверь съел его; верно, растерзан Иосиф. И разодрал Иаков одежды свои, и возложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына своего многие дни.”

          Иосифа же тем временем купил в Египте могущественный царедворец – начальник телохранителей фараона Потифар. Надо сказать, изгнаннику несказанно повезло: жилось ему в доме Потифара совсем неплохо. Смышленый паренек так понравился вельможе, что тот назначил его домоправителем. Завел Иосиф себе снова яркую разноцветную одежду и щеголял в ней перед египтянками...

       Но переборщил. Подстерегала красавца превеликая опасность.

      “Обратила взоры на Иосифа жена господина его и сказала : спи со мною.” Иосиф упирался : “как же сделаю я сие великое зло и согрешу пред Богом?”  (Да, по правде сказать, и женушка у Потифара была мордоворотом и особых чувств в юноше не пробуждала.) До поры, до времени ему удавалось избегать назойливых ласк, но однажды Иосиф попался. Хозяйка завела его в потаенную комнатку, схватила за одежду и попыталась сбить с пут

и истинного. Высоконравственный Иосиф изо всех сил рванулся, одежда его затрещала и осталась в руках у хозяйки.

          Та, оскорбленная в лучших чувствах, решила отомстить негодяю : “подняла вопль и закричала”, как элегантно выразился переводчик Библии. Сбежались домашние, и хозяйка, потрясая разноцветной одеждой Иосифа, обвинила его в недостойных поползновениях. Напрасно оправдывался невинный юноша, напрасно вопил, что он тут ни при чем – улики были налицо, и разгневанный Потифар бросил его в темницу фараонову.                                

          Но хитрый Иосиф и тут не пропал: так понравился он начальнику тюрьмы, что тот назначил его старостой – “придурком”, как говорят нынешние зэки. Однажды фараон рассердился за что-то на двух своих вельмож – главного виночерпия и главного хлебодара – и бросил их в темницу, под опеку Иосифа. С кем поведешься, от того и наберешься: расстроенные вельможи тоже стали видеть сны. Сны у них были, разумеется, профессиональные: виночерпий увидел, как он выжимает сок из трех виноградных лоз в чашу фараону, а пекарь – как птицы клюют хлеб из трех корзин, стоящих у него на голове. Вельможи обратились за комментарием к главному авторитету по снам, и Иосиф предсказал виночерпию через три дня освобождение, а хлебодару – увы...

           Все сбылось в точности : вскоре виночерпий уже опять наливал фараону вино, а несчастный пекарь был повешен. Перед освобождением Иосиф попросил виночерпия замолвить за него словечко перед фараоном. Тот, счастливый, конечно, обещал – и, конечно, забыл. Иосиф остался в темнице и протомился там еще два года.

        Но однажды фараону, перебравшему за ужином, приснился кошмарный сон: он увидел, как семь коров тощих пожирают семь коров тучных, а вслед за тем – как семь колосьев худых пожирают семь колосьев полных. (Пусть читатель представит себе эту картину – никакому Хичкоку до такого и не додуматься...) Проснувшись в холодном поту, фараон созвал к себе всех мудрецов египетских и потребовал объяснить, что сие может означать. Никто из них, конечно, не решился посоветовать фараону просто меньше пить, и дело зашло в тупик. И тут вдруг виночерпий вспомнил о молодом еврее, который столь удачно истолковал его собственный сон.

       Иосифа побрили, подстригли, дали новую одежду и повели к фараону. Ну, сны – это его конек, это раз плюнуть. Семь коров и колосьев тучных – не что иное, как семь лет хорошего урожая, семь же худых – это семь лет голода, которые последуют за годами изобилия. “И что же теперь делать?” -- вопросил удрученный фараон. Ну, как “что”? Ясное дело : “Ныне да усмотрит фараон мужа разумного и мудрого (Иосиф незаметно выпятил грудь) и да поставит его над землею Египетскою.”  И муж сей должен будет все семь урожайных лет собирать у земледельцев одну пятую часть урожая в закрома фараона, а потом, в голодные годы – продавать продукты тем же земледельцам.

        “Сие понравилось фараону и всем слугам его.” – “Как ты сказал, Ося? Вначале отбирать, а потом им же продавать? Ну, силен, ну, мудр!” Фараон залился счастливым смехом : он давно уже мечтал о чем-то подобном, да не было молодого реформатора рядом, чтобы подсказать.

      “Что ж, ты удумал, тебе и карты в руки!” – Радостный фараон снял с руки перстень и надел на палец Иосифа, подарил ему роскошную одежду (увы, не столь яркую, как любил Иосиф – но тоже, в общем, ничего), женил на девушке из хорошей семьи и “возложил золотую цепь на шею ему; велел везти его на второй из своих колесниц и провозглашать пред ним: преклоняйтесь!”

 Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться,
и нет ничего нового под солнцем.
Бывает нечто, о чем говорят: “смотри, вот это новое”;
но это было уже в веках, бывших прежде нас.
                  Ветхий Завет, Книга Екклесиаста, 1: 9 – 10.

         Иосиф достиг в Египте высшей власти. В следующие семь лет он, подобно стихийному бедствию, “прошел по всей земле Египетской”, приватизируя хлеб у земледельцев[ii]. “И скопил Иосиф хлеба весьма много, как песку морского, так что перестал и считать, ибо не стало счета.”  Первая часть хитроумного плана была выполнена.

       Настали голодные годы, и “народ начал вопиять к фараону о хлебе.”  --

“Хлеб нужен? Пожалуйста, покупайте у Иосифа – по рыночным ценам.” Вопиял народ египетский, вопиял – а деваться некуда. Чтобы не умереть с голоду, люди снесли Иосифу вначале все деньги, потом отвели весь скот, затем продали всю землю – и в конце концов, когда уже ничего не осталось – сами пошли в рабство. “И народ сделал он рабами от одного конца Египта до другого.” 

      Приватизация закончилась успешно.

       Между тем, на родине Иосифа, в Палестине, тоже был голод. Созвал патриарх Иаков своих детей и послал их в богатый Египет за хлебом. Поначалу те не узнали братца, но он-то признал их с первого взгляда. Устроил Иосиф им несколько испытаний и убедился, что те сожалеют о своем бессердечном поступке. Выяснилось, что братья его – в общем-то порядочные люди. Они решительно отказались оставить младшего брата Вениамина в рабстве, в залог за зерно. Крепился Иосиф, крепился – да и разрыдался, и открылся братьям во всем. “И пал он на шею Вениамину, брату своему, и плакал; и Вениамин плакал на шее его. И целовал всех братьев своих и плакал, обнимая их.”

      В общем, Иосиф все простил, и кончилось дело взаимными радостными лобызаниями. Вскоре, по приглашению Иосифа, отец его Иаков вместе со всем родом своим пришел в Египет и поселился в сей благословенной стране. “И жил Израиль в земле Египетской , в земле Гесем[iii], и владели они ею, и плодились, и весьма умножились.”  И дожил патриарх до глубокой старости, до ста сорока семи лет, а сын его Иосиф – до ста десяти.

     От десяти сыновей Иакова и двух – Иосифа – произошли двенадцать колен (то есть племен) Израилевых, которые обитали в Египте еще многие-многие годы, до самого Великого Исхода Моисеева.