Станислав КАЮМОВ "РАЗОБЛАЧЁННАЯ АФРИКА" 2000 г.
(назад, в оглавление)

ТРИ ГОСУДАРСТВА В ОДНОМ ФЛАКОНЕ:
В Западной Африке одна за другой возникают великие торговые “империи”:
ГАНА – V век.
МАЛИ – 1230 год.
СОНГАИ – 1375 год.

      Мы рассказали вам, читатель, о том, что произошло с теми потомками Ноя, которые отправились на северо-восток Африки и создали там великую цивилизацию Древнего Египта. Рассказали о потомках Хуша, ушедших на юго-восток, основав древнюю культуру Эфиопии.

       А вот что сталось с теми смельчаками, которые решили поселиться на Западе Африки, к югу от начавшей высыхать праматери-Сахары? О них, увы, нам известно гораздо меньше. Огромная пустыня отрезала этих людей от остальной человеческой цивилизации, и длительное время их культуры, можно сказать, варились в собственном соку, развиваясь изолированно и во многом независимо от “Большой Земли”.

         Ну, не совсем независимо, конечно: жители Средиземноморья еще в древности пытались подобраться к Западной Африке и морским, и сухопутным путем. Воистину великой авантюрой стало путешествие карфагенянина Ганнона.

     В V веке до н.э. этот знатный вельможа на 60 кораблях, на каждом из которых было по пятьдесят гребцов, прошел через Геркулесовы столбы (то есть Гибралтар) вдоль западного побережья Африки аж до Гвинейского залива. Поражал воображение современников его рассказ о диких волосатых людях (гориллах?) и об извержении некоей горы (возможно, Камерун), что выбрасывала в океан целые потоки лавы, и столб огня от которой, казалось, вздымался до самых звезд.

        Поскольку пунийцы никогда не путешествовали “просто так”, можно полагать, что Ганнон пытался наладить прямые контакты с богатой золотом Западной Африкой. Правда, некоторые ученые утверждают, что вельможа промышлял торговлишкой и плыл на юг за рыбой ... Ну, не знаю, несолидно как-то – хотя, если это выгодно, купец поплывет за чем угодно : деньги не пахнут.

       Вообще, карфагенянам надо отдать должное – в погоне за наживой они проявляли и храбрость, и любознательность. Они пытались взять под свой контроль и сухопутную торговлю с Западной Африкой, шедшую через пустыню Сахара. Пунийское поселение Лептис Магна со временем превратилось в конечную точку транссахарского караванного пути, по которому золото, слоновая кость -- и, конечно, рабы! -- нескончаемым потоком поступали на рынки Карфагена. Главным образом поставляли их сахарские племена-посредники, хотя и сами пунийцы пытались наладить прямую торговлю с внутренними областями Африки. В истории сохранилось имя карфагенянина Магона, который несколько раз пересек Сахару вдоль и поперек, став чуть ли не первым исследователем черного континента – отнюдь не бескорыстным, разумеется.

            Делом это было непростым и крайне опасным: мертвые пространства раскаленного песка и постоянные набеги кочевников крайне затрудняли сообщение между двумя берегами Сахарского “моря”. Да, именно песчаного моря, намного более недоступного, чем Средиземное.

         Это сравнение пришло в голову еще древним путешественникам: недаром ведь зона, лежащая к югу от Сахары, где расположены первые торговые поселения на пути караванщиков, называется Сахелем, что значит по-арабски “берег”. Очень негостеприимны те места: пустыня дает о себе знать, и растут там лишь неприхотливые кустики да чахлая трава. Но какими желанными должны были казаться эти крошечные деревушки грязным и вымотанным купцам после бесконечно долгого многомесячного пути!

        Первые человеческие поселения возникли в Сахеле и южнее – в саванне и тропическом лесу – еще в глубокой древности. Мы не знаем точно, когда это произошло – скорее всего, они существовали там с незапамятных времен, еще с той поры, когда в пустыне цвели пышные сады. Так или иначе, но древнейший скелет человека, обнаруженный в тех местах, относится к V тысячелетию до н.э. Человеческие расы к тому времени уже вполне сформировались, и “асселарский человек” (так его назвали) имеет ярко выраженные негроидные черты.

          Первое же поселение – из найденных археологами! -- было там основано примерно в 1500 году до н.э. Тогда границы Сахеля проходили значительно севернее, и люди пасли в этих местах скот, засевали землю, занимались собирательством. Видимо, неплохо они жили, иначе зачем бы им возводить каменные дома с высокими стенами – от лихих людей, похоже. Ворья ведь всегда, у всех народов и во все времена, хватало...

      Но Сахара неумолимо наступала, и люди отходили все дальше на юг. Пришлось им теперь сменить и род занятий: в бесплодной полупустыне уже ничего путного не росло, и люди занялись посредничеством в транссахарской торговле, выгоднейшем обмене товаров между Севером и сказочно богатым африканским Югом.

       Торговые поселения в Сахеле и расположенной южнее саванне росли и неуклонно расширяли свое влияние. Их социальная структура все усложнялась, появлялись сильные вожди, наиболее удачливые из которых захватывали и земли соседей. И примерно в V веке н.э. на территории от излучины Нигера до реки Сенегал выходцы из народности сонинке основали первое западноафриканское государство – Гана[i].

         Все, что мы знаем сегодня о Гане, поведали нам древние арабские источники. Путешественники из Магриба[ii] пересекали пустыню с караванами и – попадали буквально с корабля на бал, в некую фантастически прекрасную страну Судан[iii]. Их изумляло все: диковинные обычаи, царившие в тех краях, пышность двора правителя, а главное – обилие ЗОЛОТА! Просто-таки физически ощущаешь дрожь в голосе уроженца испанской Кордовы аль-Бекри, когда он пишет в своей знаменитой “Книге путей и государств” (около 1067 года):

“Когда царь принимает своих подданных для того, чтобы выслушать их жалобы и наставить на путь истинный, он сидит в павильоне, вокруг которого расставлены 10 лошадей, украшенных золотой сбруей. Позади царя стоят 10 придворных юношей, их щиты и мечи также украшены золотом. Справа от царя находятся сыновья князей его страны в красивых одеяниях, в их волосах золотые украшения. Правитель города сидит на полу перед царем, а вокруг него в той же позе сидят визири. Вход в павильон стерегут породистые собаки в золотых и серебряных ошейниках...[iv]”

      Да что там ошейники: ведь, по словам еще одного путешественника, “в стране Гана золото растет, как морковь, и его собирают на восходе солнца”. И вообще ходили упорные слухи, что золота у ганцев было так много, что даже царскую лошадь, за неимением подходящего камня, привязывали к огромному золотому слитку весом почти в пуд.

        Да, воистину то была “Земля Золота”, как называл Гану арабский географ VIII века аль-Фазари. Но самое парадоксальное во всем этом – то, что своего золота в Гане, оказывается, не было! Его добывали южнее, на приисках саванн и тропических лесов, где жили племена, платившие правителю дань.

       Добычей занимались обычные крестьяне в свободное от основных занятий время. Они попросту рыли в земле ямы и вымывали из грунта золотой песок. Занятие было прибыльным – что-нибудь непременно находили. Но не дай бог наткнуться на приличный самородок! Всем ведь известно, что они прокляты, в них обитают злые духи. Что бы делали крестьяне без правителя Ганы – ведь он по совместительству был великим колдуном и отбирал самородки, соглашаясь взять на себя козни духов.

       Приватизируя почти все добытое на юге золото, царь, конечно, неплохо зарабатывал, но все же главным источником его несметного богатства были пошлины с купцов, проходящих через земли Ганы.

        Торговцы везли в своих караванах самые разнообразные товары: медь, слоновую кость, страусовые перья и даже рабов. Но наиценнейшими предметами обмена, стоившими практически одинаково, были соль, которую везли из стран Средиземноморья, и золото – в обратном направлении, с юга. Сборы с торговли этими двумя товарами приносили стране наибольшие барыши.

       За счет своих сказочных доходов правители Ганы содержали огромную, по тем временам, армию в 200 тысяч воинов и, казалось, могли себя чувствовать абсолютно спокойно. Увы, как говаривал Екклесиаст, “все проходит – и это пройдет.” В 1076 году армию Ганы разгромили пришедшие с севера мусульмане-берберы – т.н. “альморавиды”. Страна была полностью разграблена и уже не поднялась из пепла.

       Желая спастись от берберов и сменивших их соседей из племени сосо, ганцы уходили к югу, постепенно там обживались, закреплялись и основывали новые торговые поселения. Постепенно они снова начали богатеть, и в конце концов, после многих десятков лет междоусобных войн, объединились в новое государство – империю Мали.

     Решающую роль в этом сыграл великий вождь народа малинке (близких родственников сонинке), легендарный Сундиата, о котором до сих пор в тех краях рассказывают красочные предания.

      Согласно одному из них, отец будущего героя, царь Фатакунг Макан, узнал от предсказателя, что его суженую будут звать Сукулунг. Он созвал всех девушек в округе, носивших это имя, и устроил им смотрины. Все девять Сукулунг были милы, улыбчивы и обворожительны. У Фатакунга разбежались глаза, и он опять позвал предсказателя.

         “Нет, -- категорически заявил тот, -- среди этих красавиц нет твоей суженой.” Недоумевающий жених продолжил поиски, и наконец правитель соседней страны признался, что есть у него дочь по имени Сукулунг, только вот... да что там позориться! Но упрямый Фатакунг настаивал, и в конце концов правитель нехотя привел дочку. Да, он правильно делал, что никому ее не показывал: у этой здоровенной девицы все лицо было жутко обезображено оспой.

       Фатакунг содрогнулся, но садист-предсказатель радостно сообщил ему, что именно эта уродина и есть та самая Сукулунг. И пришлось царю жениться – а куда денешься: воля богов! От брака родилось двенадцать детей, из которых позже одиннадцать были убиты по приказу захватившего страну недруга, вождя племени сосо. Младшего, Сундиату, пощадили только потому, что он был от рождения калекой и, казалось, не мог претендовать на царский трон.

        Ох, как просчитался гнусный царек! Сундиата Фатакунгович вырос, совершил множество необычайных подвигов и в конце концов убил его самого, соединив мелкие царства в одну могучую империю. Правда, кончилась его жизнь трагически: Сундиата утонул в реке и превратился в гиппопотама, которому в тех местах до сих пор приносят жертвы.

        Трудно сказать, насколько велико в этих рассказах зернышко правды. Несомненно одно: Сундиата существовал на самом деле, это историческая личность. Он действительно в 1230 году создал империю Мали и правил своей счастливой страной целых четверть века. Сундиата навел в ней относительный порядок: он ввел справедливые налоги, приказывал корчевать лес, сеять новые сельскохозяйственные культуры – даже столь диковинную, как хлопок.

      Ну, а приписываемые ему сверхъестественные деяния, видимо, объясняются тем, что великий царь прекрасно понимал значение идеологии и при своем дворе в превеликом почете держал гриотов[v]. По легендам, даже в молодые годы, еще будучи в опале, Сундиата делал для них все, что мог: собирал сладкоголосым певцам в лесу мед, ловил кошек для их пропитания... А уж придя к власти, и вовсе холил и лелеял тогдашние средства массовой информации. Соответственно, и гриоты отвечали щедрому владыке любовью и признательностью. Мораль проста: цари, не ссорьтесь с журналистами!

          Ну, как бы там ни было, но славный Сундиата заложил прочную основу процветания своей родины, и последующие мансы, то есть правители, продолжали расширять и укреплять пределы могучего государства. Наибольшую известность среди этих царей получил манса Муса, совершивший в 1324 году паломничество в Мекку.

      Это было нечто неописуемое! Свита мансы составляла, по некоторым данным, целое войско – более 8 тысяч человек (в суданской хронике “Тарих аль-Фатташ” говорится даже о 80 тысячах, но это уже явный перебор. Не могу себе представить, как такая орава способна пройти через безводную Сахару). Его сопровождал караван из сотни верблюдов, на каждом из которых было навьючено по 135 килограммов золота – на мелкие дорожные расходы. Более того: “хронисты сообщают, что даже в центре Сахары царь лакомился свежей рыбой и овощами, которые получал благодаря хорошо налаженной почтовой службе. Но не трапезы царя были наибольшей роскошью во время его путешествия...

          Жена мансы Ниериба Конде в один прекрасный вечер заявила мужу, что страдает ужасным зудом и ей во что бы то ни стало надо выкупаться, причем предпочтительно в проточной воде. Несколько обескураженный необычной просьбой, царь вышел из своего шатра и пошел совещаться с фама – начальником группы. Мигом было разбужено 8 700 человек царской прислуги, и они принялись копать бассейн для царственной супруги!

        Согласно хронике, на следующее утро первые лучи солнца уже могли играть в воде этого бассейна, выкопанного среди песчаной пустыни. К общему восторгу, в нем были даже такие же водовороты, как в Нигере, о котором так мечтала царица. Водовороты возникали, когда в водоем лили воду из бурдюков...

      Царица въехала в бассейн на спине мула, и вместе с нею туда с восторженными криками бросились купаться 500 девушек из ее свиты.[vi]”

          Это, конечно, тоже не более, чем легенда: хронист, похоже, не был силен в математике и  вряд ли себе представлял, сколько миллионов бравых молодцов должны были опорожнить свои бурдюки ради исполнения прихоти женушки мансы. Но так или иначе, эта выдуманная история все-таки показывает, насколько правитель Мали был тщеславен и стремился пустить пыль в глаза собратьям-мусульманам. И лучшее средство для этого, конечно – хороший бакшиш. О, тогда тебя будут славить во веки веков – пока деньги не кончатся:

        “Этот человек волной излил свою щедрость на весь Каир. Во всем султанате не было ни одного придворного или другого чиновника, который не получил бы от него подарка золотом. Как славно он держал себя, какое достоинство, какая скромность!”

Аль-Омари, арабский хронист ХIV века[vii].

       Говорят, что после памятного визита мансы Мусы золото в Каире упало в цене вдвое – что, кстати, тоже не есть хорошо, ибо даже школьники знают немудреный экономический закон: количество денег в стране должно соответствовать количеству товаров, и золото ценно не само по себе, а лишь как мерило стоимости. И незадачливый Муса не хуже любого молодого реформатора сумел расстроить в Египте систему денежного обращения. Да и для него самого дешевое выпендривание кончилось плохо: под конец он вынужден был занять денег у каирского купца, чтобы было на что вернуться домой. Мораль: ну, понятно, какая...

         Обратно неразумный манса возвращался не на носилках под балдахином, как приличествует великому властелину, а, подобно простому погонщику, трясся на спине облезлого верблюда. Но это уже мелочи: главное – показал себя человек, прославился на весь мир. Теперь можно было и умирать. Вскоре он и умер.

       Могущество и богатство державы Мали во времена мансы Мусы достигли своего пика и уже через пару десятков лет после его смерти начали понемногу убывать. Знаменитый арабский путешественник Ибн Баттута, побывавший в этих местах в 1352 году, все время ноет, жалуясь на скудость угощения, которое там ему подносили (“три круглых хлебца, кусок жареной говядины и кислое молоко” – фи!). Капризный Баттутин сын излил по этому поводу чуть ли не все свои богатые запасы желчи и сарказма: “Я рассмеялся и не мог не подивиться духовной бедности этих людей, скудости их ума, а также сомнительной чести, которую означал их жалкий подарок.”

       Вот и вся благодарность. А ведь в другом месте избалованный араб критикует малийцев уже за то, что “многие из них едят падаль – трупы собак и ослов.” Так что мог бы и догадаться, что хозяева вынесли гостю последнее.

     В общем, после смерти тщеславного мансы Мусы государство Мали вступило в период явного упадка. Междоусобицы, падение престижа правителей, постоянная грызня за власть... На ослабленную страну алчными взорами начали посматривать завоеватели, и в конце ХV века над ней одержало верх  соседнее царство Сонгаи, с центром в городе Гао, – последняя из трех “великих золотоносных империй” Западной Африки.

(”Империя” в данном случае – лишь часто используемое в литературе образное сравнение. Строго говоря, страны, о которых я пишу, нельзя назвать не только империями, но даже и государствами, в полном смысле этого слова. Но не буду затягивать читателя в дебри научной терминологии и отсылаю интересующихся к книге: Васильев Л.С. История Востока: В 2 томах. – М.: Высшая школа, 1998. Там об этом говорится убедительно и подробно.)

          Сонгайцы вовсе не были какими-то выскочками, пришедшими невесть откуда на все готовенькое – хотя их происхождение весьма загадочно. Язык их, например, не похож ни на один из языков соседей. По некоторым данным, страна Сонгаи была не менее древней, чем Гана. Во всяком случае, примерно в 700 году в Гао уже существовало государство, достигшее расцвета к началу ХI века, а точнее – к 1009 году, когда его правитель Дья Косой[viii] принял ислам. Мусульманами были и последующие государи Сонгаи, чьи могильные камни из испанского мрамора, покрытые арабскими надписями, во множестве находят около Гао. “Здесь находится гробница царя, который защищал религию Аллаха, и кто покоится в мире, Абу Абдаллах Мухаммед”[ix],– написано на одном из таких камней, относящемся к 1100 году.

        В пору расцвета государства Мали Гао был составной его частью, но в 1375 году город заявил о своей независимости и начал постепенно строить собственную торговую “империю”, подчиняя себе соседние земли. 

      Ши Али Бер, правитель Сонгаи, нанесший в последние десятилетия ХV века окончательный удар по одряхлевшему Мали, тоже был мусульманином – вернее, считался им. Арабские хроники крайне неодобрительно пишут о том, что этот властитель, в сущности, никогда не следовал предписаниям Корана. Он и не думал читать пять обязательных ежедневных молитв: иногда перед сном произносил их все сразу, а то и вовсе ограничивался тем, что скороговоркой бормотал их названия. Но это бы еще полбеды – хотя и за такие грехи не видать Али Беру райских гурий.

          Главное – царь Сонгаи преследовал мусульман, “знатоков писания и благочестивых людей, позоря их жизнь, честь и помыслы” (хроника “Тарих эс-Судан”). Делал он это с какой-то сладострастной жестокостью. Арабские хроники рассказывают о том, как он приказывал запирать жителей непокорных деревень в домах и сжигал их заживо; как велел растолочь ребенка одной правоверной мусульманки в ступе, а затем на глазах матери скормил лошадям, как приказал вспороть живот беременной женщине и вырвать плод. Маньяк какой-то...

          Впрочем, его противники тоже не были особенно мягкими и человеколюбивыми – в те жестокие времена подобные зверства считались чуть ли не в порядке вещей. С другой стороны, когда Ши Али было выгодно, он умел очаровывать противников рыцарским великодушием. После многомесячной осады города Дженне повелитель Сонгаи не только не расправился с защитниками, но и женился на молодой матери тамошнего, совсем уж юного, султанчика – не стоило восстанавливать против себя потенциального союзника.

        Незаурядное политическое чутье, кипучая энергия и безумная храбрость позволили Ши Али за 20 лет непрерывных войн одержать верх над всеми своими противниками и создать могучее государство. После его смерти власть силой, оттеснив законного наследника, захватил полководец усопшего государя аския Мухаммед.

        Титул “аския”, как принято считать, происходит от сонгайских слов “ас куи”, что значит “это не он”. Так якобы возопили дочери Ши Али, когда узурпатор вступил на трон. Но, как известно: “Мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе.” – “Мятежник” Мухаммед показал себя мудрым и справедливым властителем и основал целую династию, представители которой по традиции также именовались “аския”.

            В отличие от предшественника, Мухаммед был правоверным мусульманином и, подобно мансе Мусе, также совершил паломничество в Мекку. Но вел себя там великий повелитель куда скромнее – если не считать одного прискорбного случая, произошедшего с ним в этом святом городе ислама.

       О некоем муже “шла молва, будто он владеет несколькими волосками пророка Мухаммеда. Купцы приходили к нему и за соответствующую мзду получали возможность омочить волосы пророка в воде, которая после этого становилась священной. Купцы уносили эту воду и могли ее использовать в благочестивых целях. Аския, подобно другим, пошел к этому человеку и попросил показать ему волосы пророка. Увидев их, аския тут же схватил один из них и проглотил![x]”

       В общем, нахальный был товарищ – дерзкий и смелый, но при этом совсем не дурак. (Не будем говорить о гнусной сплетне, что, якобы, под конец ему тоже пришлось одолжить денег у египетского купца, и не 50, как Муса, а целых 150 тысяч – брехня все это и очернительство!) Именно при нем государство Сонгаи достигло наивысшего расцвета. В отличие от предшествующих правителей, Мухаммед уделял много внимания наукам, ремеслам, искусствам. На весь мусульманский мир прославился главный культурный центр империи, город Томбукту (иногда его называют Тимбукту).

     Русский путешественник прошлого века Д. Коропчевский так писал об истории этого города:

      “Место его было выбрано как нельзя более удачно; как говорили арабские писатели, “оно было местом встречи путешествующих на верблюдах”, т.е. приезжающих из Сахары, и “путешествующих на лодках”, т.е. подъезжающих к нему по Нигеру.  Сперва туда стали переселяться купцы из Северной Африки, арабы и берберы, богатые люди и ревностные магометане. Они построили обширные мечети и каменные дома и обнесли город, вместо плетня, глиняной стеной. С течением времени в Тимбукту переселились и торговцы из Судана. В него съезжались купцы из Алжира, Феца, Туниса, Марокко и из Аравии; в него переселились знаменитые мусульманские ученые, и к ним во множестве собирались желающие учиться. Город украсился большими каменными зданиями и прямыми улицами; в нем жили роскошно и весело. Его стали называть Великим, Волшебным городом, Царицей Судана. Таким он и остался в воображении восточных людей, и такою слава о нем дошла до Европы.[xi]”

Крещеный испанский араб Аль-Хасан ибн-Мухаммед Аль-Ваззан аз-Зайяти аль Фаси... уф-ф! -- а попросту Лев Африканский – побывал в Томбукту в 1513 году, то есть во времена аскии Мухаммеда. С глубоким уважением пишет он в своем знаменитом труде “Описание Африки и тех примечательных вещей, какие там есть” о любви горожан к просвещению:

        “Здесь много врачей, судей, священнослужителей и других ученых, содержание которых щедро оплачивается королем. Сюда привозят также различные рукописи и книги из Берберии, которые ценятся дороже других товаров.[xii]”

      Люди в этом городе жили отнюдь не бедные:

      “Жители, и особенно чужестранцы, которые здесь живут, очень богаты, настолько, что нынешний царь даже выдал двух своих дочерей за двух братьев-купцов ради богатства последних.[xiii]”

       И все же города, подобные Томбукту, были лишь островками богатства и просвещения в море всеобщей нищеты и невежества.

      “В остальной части королевства [то есть за пределами городов Гао и Томбукту] есть только деревни и хижины, где живут землепашцы и пастухи, которые зимой покрывают свое тело шкурами животных, летом же ходят совершенно нагими, прикрыв только срам. Иногда у них есть обувь, сделанная из верблюжьей кожи. Это невежественные и грубые люди, и едва ли найдешь одного грамотного на сто миль вокруг. Они постоянно подвергаются грубому вымогательству, так что у них почти ничего не остается на прожиток.[xiv]”

        Ну, да в те времена такое вопиющее неравенство существовало не только в Сонгаи...

        Властолюбивый и энергичный аския Мухаммед не хотел покидать свой пост даже в 80-летнем возрасте, и сыну, аския Мусе, пришлось отстранить его от трона... м-м-м... не совсем по доброму согласию. Впрочем, отца он не убил, а всего лишь выколол ему глаза – что по тем временам считалось чуть ли не верхом гуманности, -- и престарелый аския дожил аж до 90 лет. Может быть, и к лучшему, что он не увидел происходящего в стране...

       Как всякое деспотическое государство, держащееся лишь на безусловном авторитете правителя, империя Сонгаи при наследниках Мухаммеда начала понемногу разваливаться. Придворные чиновники плели постоянные интриги да заговоры, и государство на глазах слабело. Наконец, сочтя, что полуразрушенная империя созрела для завоевания, ее северный сосед, султан Марокко, повел через Сахару огромную армию. От голода и жажды в пустыне погибло 20 тысяч человек, но остальные все-таки дошли! Султану удалось отщипнуть от дряблой державы вначале богатые соляные копи, а затем и всю северную половину территории.

            То, что оставалось на юге, уже даже для красного словца никак нельзя было назвать “империей”. Там боролись за власть местные царьки, и ни о каком едином государстве речи уже не шло. С 1660 года об империи Сонгаи в арабских и суданских хрониках уже не говорится ни слова. Знаем мы только то, что в 1680 году ее столицу захватили дикие кочевники-туареги – и все! Великая держава канула в небытие – конечный итог существования любой империи.

    Почему Африка отстала?

            Я рассказал вам, читатель, о трех последовательно сменявших друг друга торговых “империях” Сахеля и саванн Западной Африки. Сделал я это с одной-единственной целью: показать, что африканские народы, вопреки распространенному мнению, вовсе не были такими уж отсталыми, и даже в условиях полуизоляции от внешнего мира сумели создать могучие государства. В те времена они ничуть не уступали кичащейся ныне своей древней историей Европе – а то и опережали ее! Ну, вспомните, в каком году создал свою империю Карл Великий? В 800-м, не так ли? А в каком году полулегендарный варяг Рюрик “на Руси нача первее княжити”? -- Правильно, в 862-м.

        А древняя Гана была процветающей страной уже в V веке. Так что давайте не будем смотреть на африканцев свысока – они ничуть не глупее нас.

      Наверное, это так, -- скажете вы. – Но почему же после разграбления иноземными завоевателями африканские государства так и не возродились? Что привело Африку к нынешней отсталости?

        Ну, положим, вместо разгромленных царств на континенте появились новые – “империи” Хауса, Канем-Борну, Конго, Бенин... А уж о могучем государстве зулусского вождя Чаки и говорить нечего. Но все-таки в соревновании с Европой, начиная со времен Средневековья, африканцы стали, безусловно, проигрывать. И главная причина отставания Черного континента заключалась в том, что целых четыре века Европа и Америка выкачивали из Африки главное ее богатство – людей, причем самых сильных и молодых. Я имею в виду, конечно, гнусную торговлю рабами. По некоторым оценкам, за эти годы из Африки было вывезено более 10 миллионов человек.

    Работорговец –
Это неисцелимая рана
На запястье твоем,
Африка.
Воздух давит и душит.
Душит меня
                     Запах зеленого ила,
Запах болот гниющих,
Запах гнилой древесины,
Запах веревки на шее.
И неистово бьется
Волна моих мыслей.

 Жалобы, слезы и песни мои
Неси в своем сердце, тамтам!

 Я слышу –
Шепчутся скалы,
И волны кричат
на сотни ладов –
О рабстве кричат,
О дедах моих,
Проданных в рабство.
И волны неистовых мыслей моих
Прибоем, прибоем, прибоем
Ложатся к моим ногам.

 Жалобы, слезы и песни мои
Выскажи миру, тамтам!

 Воздух давит и душит...
Рабство пахнет!
Этот запах повис над Конго,
Над черным гранитом скал,
Смазанных жиром зелени.
Волны мыслей моих
Прибоем, прибоем, прибоем
Ложатся к ногам
И опять умирают.

 Жалобы, слезы и песни мои
Выскажи миру, тамтам!

 Воздух душит.
Работорговец –
Это неисцелимая рана
На запястье твоем,
Африка.
Вспомни, тамтам, вспомни скорей
Наш голос, что был когда-то свободным,
Наш голос, который задушен повсюду –
От берегов африканских
До Мартиники,
До Гвианы,
До Гваделупы,
До островов Антильских.
Отвратительный запах веревки
На человеческой шее. Хха!

 Жалобы, слезы и песни мои
Выскажи миру, тамтам! 

Расскажи, что бывают часы
                      мечтаний и грез.
Расскажи, что бывают часы
                      свинцового сна.

Расскажи, что бывают часы страданий,
Расскажи, что бывают часы сомнений,
Когда надо кричать и рыдать,
Чтобы рассеять
Ужасы ночи...

 Жалобы, слезы и песни мои
Выскажи миру, тамтам!

 Расскажи, что бывают часы
                      оцепененья немого,
Расскажи, что бывают часы и дни,
Когда мы кричим,
Когда мы совсем не боимся хозяев.
Расскажи, что бывают часы исступленья,
Когда мы рычим,
Когда мы, хмелея от гнева,
Грозим.
Да, пока мы только грозим.
Но потом?..

Марсиаль Синда (Конго)[xv].

          Чернокожие рабы поднимали хозяйство европейских колоний Южной Америки, Карибского бассейна, а главное – Соединенных Штатов. Без них эта страна вряд ли стала бы тем, что она есть сегодня. Свободные и просвещенные Штаты богатели – Африка все глубже погружалась в трясину голода и нищеты. Ее великолепная культура приходила в упадок. И к тому времени, как европейских работорговцев сменили миссионеры и путешественники, память о великих государствах, некогда существовавших на континенте, сохранилась лишь в устных преданиях африканцев.

        И еще о прежнем величии, о многовековой культурной традиции, говорили прекрасные изделия народных мастеров – бронзовые, железные, терракотовые, деревянные. Взгляните на эти изумительные фигурки, на таинственные, непроницаемые маски, и вы многое поймете в характере африканца, а возможно, вам хоть чуточку приоткроется его душа – бессмертная душа древней и вечно молодой Африки.