Станислав КАЮМОВ "РАЗОБЛАЧЁННАЯ АФРИКА" 2000 г.
(назад, в оглавление)

    Зло сотворивший

 Когда я вижу кровь, стекающую в низины,
Черных деревьев дрожь,
Боль согбенных пальм,
Я знаю: ты должен сгинуть,
Ты, не принесший света,
Зло сотворивший, ты.

 Сегодня, когда вспоминаю,
каким ты вошел в мой дом впервые, --
В левой руке свеча, в правой – раскрытая книга, --
Я знаю: недолговечен,
Как саранча на поле,
Зло сотворивший, ты.

 Когда же первая капля дождя
Падет на иссохшую почву, --
в левой руке – пшеница, в правой руке – мотыга, --
Тебя проклиная, я буду трудиться,
Сколько бы землю мою ни мучил,
Зло сотворивший, ты.

        Эллис Эйти Комей (Гана)[i].

“БУЛА МАТАРИ” или Ливингстон наизнанку:
Стэнли отправляется в экспедицию по реке Конго.
Ноябрь 1874 года.

        Ливингстон умер, так и не добравшись до истока Нила. Но его смелые путешествия проложили дорогу последующим исследователям Африки. Исток великой реки все-таки был вскоре найден. Кем? Сразу ведь и не скажешь... Пожалуй, это открытие можно смело назвать коллективным. Знания о внутренних областях Африки добывались потом, кровью и неимоверными усилиями многих дерзких первопроходцев. И самым известным из них суждено было стать человеку по имени Генри Мортон Стэнли. Тот самый Стэнли, что некогда спас Ливингстона от голодной смерти, продолжил затем его исследования. Сделал он очень многое – пожалуй, даже больше Ливингстона – но “великим” что-то называть этого человека не хочется.

С виду детина,
а в остальном скотина.

            Русская народная поговорка.

       Дело в том, что Стэнли принадлежал к совершенно новому типу путешественников: то был не смиренный миссионер, не предприимчивый торговец, а наглый и безжалостный завоеватель. Он не шел по Африке, а прорывался через нее, огнем и мечом подавляя сопротивление коренных обитателей континента. Сотни трупов отмечают путь этого эгоистичного, лживого и жестокого человека. И никакая личная смелость, никакие научные заслуги не смогут заслонить в моем сознании то, что именно Стэнли открыл дорогу новому, кровавому и беспощадному этапу колонизации Африки европейскими державами.

       К сожалению, на русском языке об этом неординарном человеке написано очень немногое, буквально крохи. В советские времена образ Стэнли предпочитали рисовать одной лишь черной краской, изображая его неким конкистадором на службе американского, британского и даже бельгийского империализма. В общем-то, это действительно так – человека, более подходящего на роль карикатурного “колонизатора” с рисунков Кукрыниксов, отыскать трудно: ведь даже знаменитый пробковый шлем изобрел именно Стэнли.

        Однако чисто отрицательных или положительных героев в истории вообще бывает очень мало. К Стэнли можно относиться по-разному, но масштабы сделанного им настолько велики, что жизнь этого яркого человека, безусловно, заслуживает хотя бы короткого описания. И для того, чтобы найти для этого факты, современному российскому историку приходится обращаться к западным и дореволюционным источникам.

        Наиболее интересен из них биографический очерк Я. В. Абрамова, вышедший еще при жизни Стэнли, в 1891 году. Сочинение увлекательное и, безусловно, талантливое... но автор явно пошел на поводу у самого Стэнли, много и с неподдельной симпатией писавшего о себе, ненаглядном. Не так давно этот очерк был переиздан[ii]. Почитайте – исключительно интересно: классический пример того, как при желании даже из весьма сомнительной личности можно сделать этакого бескорыстного героя, рыцаря без страха и упрека...

     Вообще, то, что обычно пишут о жизни Стэнли, лично у меня вызывает большие сомнения: уж слишком “романтично” и красиво, как на фантике от конфеты “Три богатыря”. Ведь источник у нас, по существу, один-единственный: сам Стэнли, который всячески старался приукрасить свою биографию, причем делал это в стиле дешевых бульварных романов ХIХ века. Благородная, но несчастная мать, дерзкий побег из приюта, усыновление сказочно богатым коммерсантом...

         Не бывает так в жизни – да и не было никогда.

         Мои давние подозрения подтвердили современные западные исследователи, доказавшие, что автобиография Стэнли изобилует неточностями – мягко говоря![iii]

       И все-таки – что нам достоверно известно о жизни этого человека, особенно о молодых его годах, когда происходит становление будущей личности?

       Увы, очень немногое.

        Знаем мы, например, что Стэнли  родился в небольшой деревушке на юго-западе Англии. Мать его, восемнадцатилетняя Бетси Пэрри, сблизилась с молодым красавчиком Джоном Роулендсом, работавшим на соседней ферме. Наивная и неопытная девушка не смогла избежать нежелательных последствий этой связи, и в 1841 году на свет появился маленький Джонни – ребенок незаконнорожденный, а значит, не обладавший никакими правами в чопорной викторианской Англии.

         Непутевый отец вскоре погиб в пьяной драке, и Бетси пришлось воспитывать ребенка в одиночку. Впрочем, “воспитывать” – сказано слишком сильно: с самого начала молодая женщина считала сына лишь дополнительной обузой и при первой возможности постаралась от него избавиться. Малыш кочевал по родственникам и соседям – и в конце концов попал в так называемый “работный дом”.

       Эти учреждения, существовавшие в Англии с ХVII века, предназначались для содержания сирот, попрошаек, бывших каторжников и прочих “социально опасных элементов”. (О многом, кстати, говорит уже то, что слово Workhouse, которым в Англии называют работный дом, на американском диалекте означает исправительную тюрьму) . Случилось так, что о жизни в этих домах мы знаем довольно много: описания намеренно жесткой дисциплины, палочного режима, тяжелой работы и полуголодного существования несчастных сироток вот уже полтора века выжимают слезу из любителей романов Диккенса.

         Автор душещипательных сказочек забыл, однако, упомянуть, что, кроме всего прочего, сироты получали в этих приютах очень неплохое образование. Так что, когда в пятнадцать лет Джонни Роулендс (такой была первая фамилия Стэнли, на которую он, впрочем, формально также не имел права) закончил школу при работном доме, его знаний вполне хватило на то, чтобы самому вести уроки в “нормальной” школе.

        Долго, однако, самолюбивый и дерзкий юноша на этом месте не продержался. Сменив в последующие три года множество занятий – пастух, грузчик, приказчик, -- он решил в конце концов попытать счастья в далекой и благословенной Америке. Парень нанялся юнгой на грузовое судно и через несколько недель высадился в Новом Орлеане. Вскоре выяснилось, однако, что Америка – вовсе не та страна молочных рек и кисельных берегов, о которой грезил юный Джонни. Долгое время он не мог найти работу, голодал и ночевал на улице.

       И все же парню повезло: в конце концов он устроился “мальчиком” к владельцу молочной лавки Генри Хоупу Стэнли. Смышленый и сообразительный юноша понравился хозяину, и вскоре они подружились. Увы, вольготная жизнь длилась недолго. Через три года добрый лавочник умер.

       Юноша взял себе имя и фамилию покойного хозяина[iv], добавив “аристократическое” среднее имя Мортон, и отправился странствовать по Америке. Начало войны между Севером и Югом застало его в роли приказчика в одной из лавок в штате Арканзас. Война – вот лучший способ отличиться для амбициозного молодого человека! Стэнли поступает добровольцем в армию южан, попадает в плен, переходит на сторону северян, дезертирует и оттуда...

         В общем, ищет себя человек – не слишком терзаясь при этом такими “ненужными” понятиями, как воинский долг, честь и совесть. В конце концов Стэнли удается устроиться репортером крупной американской газеты “Нью-Йорк Геральд”. Хозяин газеты, знаменитый издатель Гордон Беннет, обращает внимание на бойкость пера молодого искателя приключений и дает ему возможность показать себя. Стэнли едет корреспондентом в Абиссинию, сопровождать карательную экспедицию английских войск против полубезумного царя Теодроса II.

        Как и следовало ожидать, кампания закончилась полной победой англичан. Когда пришло известие, что несчастный царь покончил с собой, Стэнли первым прискакал на телеграфную станцию, опередив всех остальных репортеров, и передал сообщение об этом в редакцию своей газеты. Чтобы не допустить к аппарату других корреспондентов, скопившихся к тому времени у дверей станции, пройдошистый репортер еще много часов занимал телеграфную линию, передавая все, что взбредет в голову. Таким вот образом его газета сообщила важнейшую новость первой, опередив всех остальных конкурентов. У газетчиков такое поведение называется “вставить перо” (куда – не буду уточнять) и вовсе не считается подлостью...

      Как бы там ни было, Стэнли заметили, он стал считаться “королем” тогдашних репортеров. Куда его только не посылали! Испания, Севастополь, Ближний Восток... И естественно, что, когда до Большой Земли дошли слухи о том, что знаменитый путешественник Ливингстон затерялся в дебрях Тропической Африки, на его розыски был отправлен именно Стэнли.

А что ему? -- Кругом пятьсот, И кто кого переживет,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут...

                                                  В. Высоцкий.

        Мы уже писали в предыдущей главе о том, как Стэнли отыскал Ливингстона, выручив его из большой беды, о том, как нашли общий язык эти два столь непохожих человека. Не говорили лишь о некоторых сомнительных обстоятельствах, при которых Стэнли совершил свое нелегкое путешествие. О них мы, правда, знаем только из книги самого Стэнли, в которой автор, естественно, выглядит бескорыстным героем. Но даже то, о чем счел нужным рассказать этот человек, вызывает множество вопросов. Прежде всего, по рассказам Стэнли, ему очень не повезло с попутчиками. Оба сопровождавших его белых были пьяницами, лентяями и вообще...

   Один из них якобы бесконтрольно растратил весь товар, служивший в Африке разменной монетой, а другой и вовсе стрелял в Стэнли из ружья – промазав, разумеется. Так это или не так? Эти два человека уже ничего не скажут  в свою защиту – оба они умерли от тропических болезней (?) – так что мы вынуждены полагаться на слова самого Стэнли. Но сомнения остаются...

      И еще одно странное обстоятельство. На пути через дебри тропического леса Стэнли постоянно вступал в стычки с местными племенами, а однажды даже принял участие в самой настоящей войне, которую вели с одним из африканских царьков арабы-работорговцы (о них мы уже писали в главе о Ливингстоне). Зачем вели эту войну арабы – понятно, но вот что заставило ввязаться в нее Стэнли?

        Более того, именно в это время Стэнли впервые встретился и, похоже, подружился с самым главным арабским “бизнесменом” Типпу-Тибом. Этому человеку предстоит сыграть немаловажную роль в жизни нашего героя. Поэтому скажем о нем хотя бы несколько слов.

      Типпу-Тиб был, в некотором роде, личностью не менее яркой, чем сам Стэнли. Сын араба и африканки из народности суахили, он, благодаря своей беспринципности и жестокости, сумел стать крупнейшим торговцем слоновой костью (а поговаривают, что и рабами) в Африке.  В 1870-х годах Типпу-Тиб создал на реке Конго нечто вроде собственного государства. Он карал и миловал, назначал местных вождей, -- даже строил дороги и закладывал плантации. Так продолжалось долго, до самого прихода европейцев, положивших конец его процветанию.

        Но все это случилось позже, а пока...

        А пока Стэнли, с помощью Типпу-Тиба, с боями и кровью продвигался по Африке.

       Читатель, кстати, обратил внимание, что за все свои многолетние странствия Ливингстон ни разу не воевал с туземцами? Стэнли же пользовался ружьем куда чаще, чем компасом – что лично у меня вызывает серьезнейшие подозрения: с чего бы это мирные африканские племена вдруг стали такими воинственными?

        “Неудобные” вопросы возникли и у членов британского Географического Общества по возвращении Стэнли в Европу. Репортера обвиняли в авантюризме, излишней жестокости – и даже в том, что он все выдумал и никакого Ливингстона не находил. И основания для таких обвинений, надо сказать, были. Но Англия уже готовилась к захвату новых колоний, и британской пропаганде требовались герои-первопроходцы... Вмешалась сама августейшая покровительница Королевского Географического Общества, и обвинители послушно замолкли. Летом 1872 года репортер опубликовал бестселлер со скромным названием “Как я отыскал Ливингстона”, сразу сделавший его знаменитым и принесший автору немалые деньги.

     С этих пор Стэнли стал считаться авторитетным специалистом по африканским делам, и когда в 1873 году до Европы дошли известия о смерти несчастного Ливингстона, ему без особых усилий удалось раздобыть деньги на новую экспедицию. Целью ее было продолжение исследований великого путешественника, которому, как мы помним, так и не удалось дойти до истока Нила.

         В ноябре 1874 года огромный караван Стэнли вышел из Занзибара и направился в сторону озера Виктория. Опять кровавые схватки, опять всеобщая ненависть и постоянные нападения туземцев... Вот, например, описание одной из стычек: “Огромные толпы напали на караван и осыпали его стрелами... Два дня пришлось биться с храбрыми дикарями почти грудь в грудь. После этого поднялась вся страна, и против маленького отряда Стэнли началась настоящая война.”[v]

       С чрезвычайными усилиями и непрестанными боями Стэнли все-таки прорвался к озеру Виктория и исследовал его берега. В тех краях располагалось крупнейшее государство Восточной Африки Буганда, управляемое кабакой (королем) Мутесой Валугембе Мукаабья, или попросту Мутесой I. Тот, наслышанный о силе белых, предпочел с ними не ссориться и встретил путешественника весьма радушно.

Кто знает, может быть, ему импонировал авантюризм Стэнли, ибо сам Мутеса, по рассказам современников, был человеком не менее смелым и безжалостным. Начав с небольшого наследственного удела, он сумел объединить вокруг себя обширные земли, на которых проживало до 5 миллионов человек. Славный кабака, промышлявший грабежами и убийствами соседей, умер в 1884 году. Всего через несколько лет его земли захватили англичане. Не думаю, что Мутеса оказал бы Стэнли такой радушный прием, если бы мог заглянуть хоть немного вперед. Но ведь верно говорят: “Даже птица с длинной шеей не может увидеть будущее.” (Пословица африканской народности канури).

СТЭНЛИ ВСТРЕЧАЕТСЯ С МУТЕСОЙ

Таково было время:
Днем – жара,
Ночью – холод
И, конечно, москиты.
Таково было время, а цель была – королевство.

 Редкая цепь усталых носильщиков,
Покрытых живописным отрепьем;
На бритых головах громоздятся
Разбитые сундуки.
Нрав у них веселый и пылкий,
Свирепое и палящее солнце

Поднимает их дух,
Губит их надежды,
Каждый день потогонный им тела иссушает,
А на привалах
Мухи вцепляются в их пропотевшие спины.

 Так они шли,
А жара еще только начиналась.

 Каждый день падал измученный пони,
Его бросали на равнине хищникам;
Каждый день валился тощий, как скелет, человек,
Его бросали на равнине масаям;
Но все продолжали тащиться
Во главе с вождем, одетым в хаки;
Он их вдохновлял, он вселял в них надежду.
Затем наступил голодный переход,
Голодный и знойный.
Нил и Ньянца,
Как два близнеца,
Голубели среди зеленого края.
Люди запели и запрыгали,
Как молодые газели у заводи.
Сердца бьются чаще,
Ноша кажется легче,
Если стертых ног коснулась
Водяная прохлада.
А когда засветились костры Мутесы,
Перестали бояться голодных гиен,
Стали хвалиться своими подвигами.

 Теперь вместо палящей жары
Будут песни, смех и танцы.

 За банановой рощей виднеется деревня,
Сквозь тростник изгороди глядят дети.
Так они были приняты.
Ни женщин, поющих приветствия,
Ни барабанов в честь белого посла;
Только молчаливые кивки нескольких стариков
И раскат барабана,
Чтоб собрать весь двор Мутесы,
Потому что деревня не доверяла.
Тростниковые ворота распахнуты,
Молчанье,
Но молчанье на мгновенье –
Молчанье, когда принимают решенье.
Выступает высокий черный король,
Он возвышается над худым бородатым белым
И, схватив тощую белую руку,
Понижает голос до шепота:
“Мту Мвеупе карибу” –
“Добро пожаловать, белый”.
Ворота из полированного тростника закрываются,
И Запад впущен.

 Давид Рубадири (Малави).[vi]

       С помощью Мутесы Стэнли поднялся по южному притоку озера – реке Нил-Александра, которая в наши дни называется Кагерой. Он определил ее точные координаты и нанес реку на карту. Как нам теперь известно, река Кагера (точнее, впадающие в нее крошечные речонки) и есть самый верхний приток Нила. Тысячелетние поиски истоков великой реки – поиски, которыми безуспешно занимались многие крупные ученые и исследователи, -- завершил буднично, как бы походя, некий сомнительный авантюрист. Ирония истории...

           Прояснил Стэнли и вопрос с рекой Луалаба, которую Ливингстон считал истоком Нила. Оказалось, что великий путешественник ошибся, и Луалаба – не что иное, как начало другой огромной реки, Конго, пересекающей весь африканский континент. Преодолев неимоверные трудности, Стэнли спустился по течению до самого Атлантического океана и составил подробное описание этой совершенно не известной реки. В августе 1877 года путешествие, продолжавшееся 999 дней, закончилось[vii]. По своим последствиям оно не имело себе равных в истории исследований Африки. Даже открытие истока Нила – не главный ее результат. Главное – географическое описание Конго, которое позволило нанести на карту одну из крупнейших рек в Африке и мире.

           Именно после открытий Стэнли и началась настоящая гонка между основными европейскими державами – острейшее соперничество в колонизации Африки. Принял в нем участие и сам Стэнли – причем вовсе не на стороне Англии, как можно бы подумать. Британский кабинет не слишком торопился выделять немалые деньги на сомнительный проект колонизации Конго – вскоре англичане опомнятся, но будет уже поздно... Финансировал проект бельгийский король Леопольд II, и Стэнли с готовностью взялся осваивать новые земли для этого небольшого европейского государства.

         Надо сказать, что сановный бельгиец потратил свои деньги не напрасно: Стэнли, что называется, землю рыл – в том числе и в буквальном смысле. Он основывал в бассейне Конго новые поселения, строил дороги, наводил мосты... Но, пожалуй, самым крупным свершением Стэнли была организация судоходства на участке реки от Стэнли-пуля до водопадов Стэнли. (Обратите внимание на названия. От скромности этот человек не страдал![viii]) Для того, чтобы это сделать, ему пришлось перетащить волоком целую флотилию пароходов, засыпая по пути пропасти и взрывая скалы. Как кокетливо сообщает сам Стэнли, за эти подвиги он получил от туземцев прозвище “Була Матари ”. (Позже выяснилось, что и это имя Стэнли присвоил – не впервой! Да еще и безбожно его переврал: “Була Матади”, то есть сокрушителем скал, звали легендарного героя народности баконго, который в ХVI веке возглавил восстание против португальских колонизаторов и работорговцев. Стэнли же африканцы восхищались не больше, чем любым “молодым реформатором”, и прозвали “Ипанга Нгунда”, что значит “Разоритель страны”.)

         На этот раз Стэнли провел в бассейне Конго пять лет и вернулся в Европу лишь в 1884 году. Вернулся победителем: среди прочего, ретивый Ипанга Нгунда подписал договоры с 450 вождями местных племен, по которым те “добровольно” уступили свои земли Бельгии. На этой территории было основано так называемое Свободное Государство Конго под протекторатом бельгийского короля, которое уже в следующем году усилиями Стэнли признали все участники небезызвестной Берлинской конференции. Ворон ворону глаз не выклюет!

 “Чужеземцы, куда вы идете?
-- Куда вы идете?
– Эта страна не хочет принять вас.
-- Не хочет принять вас.
-- Все будут против вас.
-- Против вас.
-- И все будете убиты.
-- Будете убиты.
-- Ах – ах – ах – ах – а-а!
-- Ах – ах – а-а!
-- О-ох – о-ох – о-ох – о-ох – о-о!
-- О-ох – о-ох  – о-о! “

         Песня людоедов, которую Стэнли услышал в чаще ночного тропического леса.

        Маленькой Бельгии удалось заграбастать огромные территории в Африке просто потому, что могущественной Англии было в то время не до Конго. Она прочно увязла в Египте и Судане. Египетский хедив Исмаил запутался в долгах и был вынужден по требованию кредиторов предоставить все ключевые должности в своем государстве иностранцам. А в 1882 году британские войска и вовсе оккупировали Египет.

        Судан, бывший тогда одной из провинций Египта, немедленно восстал. Командовал повстанцами мусульманский проповедник Мухаммад Ахмад, называвший себя пророком Махди. По общему мнению, справиться с восставшими мог только новый генерал-губернатор Судана, британский генерал Гордон, прославившийся многими подвигами в кровавом “усмирении туземцев". Все ждали от него победных реляций из “варварской страны”. И дождались...

За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,
Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!
За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной:
Чертов черный голодранец, ты прорвал британский строй!

                                                                  Р. Киплинг.[ix]

          В январе 1885 года потрясенная Англия узнала, что суданские повстанцы штурмом овладели Хартумом и перебили всех его защитников, в том числе и генерала Гордона. Махдисты захватили почти весь Судан, и о судьбе немногих европейцев, оставшихся в стране, никто ничего не знал. Предполагали, естественно, самое худшее.

      И вдруг в середине 1886 года в Англию пришло письмо от русского путешественника В.В. Юнкера, которому удалось избежать плена махдистов и тайными тропами проскользнуть в Занзибар. Оказывается, в Судане погибли не все европейцы. Более того, губернатор самой южной, Экваториальной провинции страны Эмин-паша до сих пор жив и здоров и с небольшим войском храбро сдерживает натиск повстанцев.

            Думаю, читатель простит меня здесь за небольшое отступление: хотелось бы сказать несколько слов об этой яркой и необычной личности. Начать с того, что “Эмин-паша” не был ни Эмином, ни пашой. Под этим именем в Судане был известен немецкий еврей Эдуард Шнитцер. Закончив медицинский факультет Берлинского университета, Шнитцер несколько лет работал на Востоке, а затем стал военным врачом в армии Гордона. Блестящие способности и неуемная энергия молодого врача привлекли внимание знаменитого генерала, и тот назначил его губернатором Экваториальной провинции. Уже в этом качестве Эмин-паша прославился естественнонаучными исследованиями восточного Судана и Центральной Африки. В результате восстания махдистов он вместе с несколькими сотнями египетских солдат оказался отрезанным от остального мира в самом сердце Африки, у озера Альберт.

            Вся Англия была взбудоражена. Немедленно был создан Комитет помощи Эмину, и начался сбор средств. Суммы собрали огромные, и в добровольцах недостатка тоже не было. По предложению Комитета, во главе экспедиции встал знаменитый Стэнли. 

       Но как добраться до Эмина-паши? Путь с севера был закрыт стоявшими на Ниле махдистами, с востока – могущественными африканскими государствами Униоро и Буганда (преемник Мутесы I относился к белым, мягко говоря, без особой любви). Оставался один путь – самый длинный и тяжелый – с западного побережья Африки вверх по реке Конго и далее через тропический лес. Кроме всего прочего, этот путь пролегал через совершенно не исследованные места. Что ждало там экспедицию? Бог весть...

       Стэнли заручился поддержкой Типпу-Тиба, и в марте 1887 года, во главе экспедиции из 708 человек, вышел из устья Конго в неизвестность. (Забегая несколько вперед, скажем, что через три года, по окончании похода, в живых из этих людей осталось лишь 196). Что им пришлось пережить?

        Начать с того, что скудные почвы африканского леса еле-еле способны прокормить лишь его обитателей, но уж, конечно, не такое полчище незваных гостей, какое представляло из себя воинство Стэнли. Поэтому злополучная экспедиция все время тащилась полуголодной. Припасы, взятые с собой из Европы, вскоре закончились, и пришлось перейти на “реквизиции” продуктов у местного населения.

         При подходе к каждой деревушке повторялось одно и то же: грабеж подчистую и расстрел сопротивляющихся мирных жителей. Неудивительно, что уже вскоре африканцы стали предпочитать не связываться с иноземными бандитами. Как пишет сам Стэнли, “туземцы и не расспрашивали ни о чем, а очень деликатно исчезали, оставляя нам все свои съестные сокровища.” Ох уж, этот остроумный Стэнли!

           Впрочем, чего там стесняться да церемониться: ведь, по словам Стэнли, “эти сыны лесов не возбуждают моих симпатий. Они подлы и злы, а лгут еще охотнее, чем обитатели открытой равнины. Я не верю ни единому их слову, не могу положиться ни на какие их уверения”. И еще:

       “У зверей бывает инстинкт, постоянно заставляющий их быть настороже; но эти люди не одарены, по-видимому, ни инстинктом, ни разумом, ни понятием, ни памятью. Это существа вполне безмозглые...”

     И, соответственно, вывод: “Человеческие племена, обитающие в здешних лесах, бесспорно, мы должны признать наихудшими образцами человечества на всем земном шаре”.

      Между прочим, Стэнли говорит это о племенах банту, которые физически отличались от него самого, в сущности, только черной кожей, курчавыми волосами да еще некоторыми незначительными деталями. Все-таки, хоть и нехотя, он еще считает их людьми. Но вот крошечным пигмеям, которых экспедиция ловила в лесу во множестве, он отказывает даже и в этом. “У женщины обезьяньего типа были замечательно лукавые и недобрые глаза... словом, эта женщина представляла собой давно искомый переход от среднего типа современного человека к его предкам по теории Дарвина и во всяком случае должна быть причислена к самому низкому, бестиальному типу человека.”

       Напомню, что тогда о пигмеях было известно очень немногое, и, желая в очередной раз поразить Европу, Стэнли приказал брать “образцы” этих людей с собой. Но проклятые недочеловеки мерли, как мухи:

 “Половину пигмеев, захваченных нами в лесу, пришлось уже п о к и н у т ь (проще говоря, бросить трупы. Разрядка моя. – С.К.) в разных местах по дороге...”

     Ах, пигмеи, пигмеи, простые и некультурные жители лесов! Куда уж вам, наравне со Стэнли, “нести бремя белого человека”! Впрочем, белым также приходилось тяжко. “Жара смертельная; люди так и валились по дороге, несколько человек умерло.” И так каждый день.

        Да и сам тропический лес – тяжелейшее испытание для человека. Описанию этого леса Стэнли посвятил в своей книге немало места. Позволю себе привести из него некоторые выдержки: “Вообразите себе пространство величиной со всю Францию с Пиренейским полуостровом, густо усаженное деревьями вышиною от 20 до 180 футов, лиственные шатры которых так сплелись и перепутались, что ни неба, ни света Божьего не видать... С одного дерева на другое перекидываются лианы... Почва покрыта густым наслоением наполовину перегоревшего гумуса, состоящего из гниющих веток, листьев, прутьев; в нескольких саженях друг от друга валяются остатки распростертых гигантов, кучи сгнивших волокон прежней древесины, смешанных с остатками муравейников и иных обиталищ насекомых: все это закутано массой цепких и ползучих растений, зелеными побегами, длинными колючими стеблями...

        Всего несноснее мелкие пчелы, величиною не больше обыкновенной мошки: нам довелось познакомиться с четырьмя видами их... Ни читать, ни писать, ни есть невозможно иначе, как если возле вас стоит преданный человек, который их все время отмахивает. Они норовят ужалить преимущественно в глаз, но лезут и в уши, и в ноздри.”

         Через эти мрачные, враждебные человеку дебри, месяцами не видя солнца, экспедиция продиралась 156 дней. Но вот, наконец, между плотно сдвинутыми стволами деревьев забрезжил неясный просвет. Люди Стэнли вышли из проклятого леса на желанные луга Экваториальной провинции.

       “Они страстно протягивали руки к этой роскошной стране и поднимали глаза к небу в безмолвной благодарности, в оцепенении. Когда же они насытили свои взоры несравненным зрелищем и с глубоким вздохом облегчения пришли в себя, они обернулись назад и, глядя на темные стены дремучего леса, простиравшегося к западу в бесконечную даль, подняли руки и, потрясая кулаками, разразились против него ругательствами и проклятиями.”

      Теперь все было проще. Экспедиция вышла к южному берегу озера Альберт, связалась с Эмином-пашой, находившимся на северном берегу, и тот прибыл к Стэнли на своем пароходе.

     О, ирония судьбы! Эмин был несказанно удивлен тем, что кому-то вдруг взбрело в голову его спасать. Более того – он вовсе не нуждался в “спасении”! Фальшивый паша вполне обжился в своей провинции – жил себе в комфорте, собирал на досуге коллекции бабочек, и махдисты его особо не тревожили. “На его лице не было ни малейших следов болезненности или беспокойства; оно показывало скорее отличное здоровье и спокойствие духа.”

       Проблемы возникли лишь с появлением экспедиции Стэнли: ведь всю эту ораву измученных, оборванных, голодных людей надо было как-то прокормить. “Паша явился и с любезной улыбкой дал каждому из нас подарки, которые, по правде сказать, пришлись очень кстати... Все эти дары – и в особенности платье, которым Эмин снабдил наших офицеров, -- показывают, что он был далеко не в такой крайней нужде, как мы воображали...”, – нехотя признается сам Стэнли.

          Но что же теперь делать непрошеному “спасителю”? Возвращаться в Европу не солоно хлебавши – засмеют ведь, да и ответить можно за бессмысленную гибель более чем пятисот человек. И Стэнли изо всех сил уговаривает пашу вернуться. Тот колеблется: ему неплохо живется и здесь. И тогда Стэнли приказывает людям Типпу-Тиба палками согнать на площадь подчиненных паши и немедленно отправиться в путь. Сказано – сделано. Паша, говорят, обиделся, но делать нечего – тоже пошел...

       Трагикомическая история со “спасением” Эмина-паши закончилась вполне благополучно: в декабре 1889 года экспедиция Стэнли вместе с остатками воинства паши без особых приключений пришла в Багамойо – порт на Восточном побережье. Стэнли совершил свой очередной подвиг. Слава ему, скромному первопроходцу!

       В общем-то, на этом и заканчивается история славных деяний Генри Мортона Стэнли. Скажу еще только несколько слов о дальнейшей судьбе наших героев.

        Эмин-паша вернулся в Египет и сложил с себя губернаторские обязанности, снова став простым медиком Эдуардом Шнитцером. В 1890 году он поступил на службу Германской Восточноафриканской компании и опять отправился с экспедицией в Центральную Африку. Вскоре путешественник трагически погиб в Конго от рук арабов. Жаль – это был талантливый ученый. Сколько бы он еще мог сделать для науки, если бы Стэнли его не спас...

      Давний дружок Стэнли Типпу-Тиб был, по его протекции, назначен губернатором одной из провинций “Свободного” Государства Конго, но долго на этом месте не продержался. Европейцы ждали от Типпу-Тиба борьбы с арабскими торговцами (не давая ему при этом оружия!), а арабы попросту называли гнусным изменником. Положение хуже губернаторского...

      В конце концов старым пройдохой овладела глубочайшая меланхолия. Плюнув на все, он вернулся на родину, на Занзибар, где и умер в 1905 году в окружении множества любящих жен, детей и внуков.

       Главный же герой нашего повествования, “Генри”  “Мортон” “Стэнли”, получил Золотую медаль Королевского Географического общества, написал очередную книгу и стал понемногу остепеняться. В возрасте под пятьдесят он, наконец, женился, опять стал британским подданным[x] и, конечно же, выставил свою кандидатуру на выборах в парламент. Хотя и не с первого раза, но все-таки Стэнли был избран, получил Большой крест ордена Святой Купели[xi], стал именоваться “сэром”...

       Умер Стэнли не от укуса экзотической змеи и не от отравленной стрелы, как подобает знаменитому путешественнику. Нет, в 1904 году он тихо скончался в собственном поместье в графстве Суррей, окруженный почетом и уважением.

       К тому времени Британия уже завершала создание своей огромной империи, над которой, по расхожему выражению, “никогда не заходило солнце”. Реальностью становилась давняя мечта Стэнли:

     “Каждый встречаемый мною туземец, все равно великан или пигмей, укреплял во мне мысль, что Африка имеет иные права на внимание человечества; каждая новая черта роскошной природы все более доказывала, что тут давно пора приложить труд и помощь цивилизации”.

    Кровавая капиталистическая “цивилизация” пришла в Африку.

                                 И...

 ... И была война,
война всем неграм
Африки, Азии, и Европы,
и Австралии, и обеих Америк,
война всем неграм,
что стыли в грезах,
витали в сказках,
в кровавых венках
и пестрых масках,
война всем неграм,
забитым, темным,
всем неграм бедным,
всем неграм беглым,
война их пляскам,
                           их песням,
                                             сказкам.
И было то, что вы знаете сами:
                                             голод
                                                       и жажда,
                                             ладан
                                                       и кляп,
                                             вулкан
                                                       и молчанье,
и тучи крови,
молнии крови,
                        ливни крови,
                                              равнины крови,
                                                                        потопы,
окопы, костры, стервятники, ямы,
кораблекрушенья в открытом море,
и негры белых,
и негры негров,
и черно-белые негры,
                                                               и турбины,
                           и жабры,
                                          и обитатели жидкого ила,
                           и опрокинутые пироги,
и утонувшие в луже люди,
и задохнувшиеся
                            под открытым небом.
И было
            великое
                         пораженье
                                           Разума и Любви.
Тысячелетняя ночь была,
багровая,
черная,
белая ночь.
И была над расцветшей вновь землей
ясная радуга,
и она увенчала
                        Вас и Меня,
радуга, которая нас замкнула
                                                в круг единый
                                                                        общей судьбы.

Бернар Буа Дадье (Берег Слоновой Кости)[xii].