Станислав КАЮМОВ "РАЗОБЛАЧЁННАЯ АФРИКА" 2000 г.
(назад, в оглавление)

 Чтобы никому не было обидно ... :
Европейские державы поделили Африку.
26 февраля 1885 года.

          Жаркий сентябрь 1898 года. Сэр Герберт Китченер во главе британского корпуса с победами продвигался вверх по Нилу. Суданские повстанцы были храбрыми воинами – они сражались до конца. Но что могли поделать эти необученные, плохо организованные крестьяне против пулеметов! Китченер без труда разгромил махдистов под Омдурманом и при Хартуме, отомстив, наконец, за трагическую гибель генерала Гордона тринадцатью годами ранее.

       Двигался он неспешно, прокладывая по пути железную дорогу и закладывая новые форты. Приказ Ее Величества был недвусмысленным: Судан должен окончательно стать британским, а значит, следовало прочно закрепиться в этой варварской стране.

         Впереди была деревушка Фашода – дойдя до нее, можно будет остановиться и дать, наконец, отдохнуть измученным солдатам. Видит Бог, они заслужили передышку! Вот уже на горизонте показалась старая крепость Фашоды...

       Но что это? Потрясенный генерал замер, не веря своим глазам: над крепостью развевался французский флаг! Откуда? Каким образом здесь появились французы? Ведь до западноафриканских владений Франции – тысячи миль через непроходимые дебри Африки!

        Вскоре все выяснилось. Оказывается, честолюбивые французы, желая округлить свои владения, отправили с западного побережья в глубь континента военную экспедицию под командованием капитана Маршана. Небольшой отряд из 150 человек вышел в 1896 году из французского Габона и отправился на восток. Преодолев бесчисленные препятствия и трудности, храбрый капитан достиг в июле 1898 года крепости Фашода и преспокойно ее занял.

       Теперь, когда под стенами крепости появился британский корпус, дело начинало принимать серьезный оборот. Некоторые солдаты уже предлагали Китченеру взять крепость штурмом и выбросить оттуда “наглых лягушатников”. Будь на его месте другой генерал – возможно, так бы оно и произошло, и это неминуемо привело бы к большой войне между Англией и Францией. Но Китченер любил Францию, неплохо знал французский язык, и даже в молодости сражался добровольцем во франко-прусской войне. Ему совершенно не хотелось стрелять в бывших товарищей по оружию.

      Начались долгие, многомесячные переговоры. Обе стороны вели себя вежливо, но твердо. И французы, и англичане ссылались на заключительный акт Берлинской конференции 1885 года, по которому держава, владевшая побережьем, имела преимущественное право и на внутренние области Африки, лежащие против этого побережья. И какая разница, что от Габона до Судана – тысячи миль: ведь, положа руку на сердце, от Каира немногим меньше.

      И все же в конечном счете был достигнут компромисс: договорились, что граница между колониальными владениями Англии и Франции отныне пройдет по водоразделу рек Нила и Конго. Взбудораживший всю Европу “фашодский кризис” удалось уладить полюбовно. Все остались довольны – кроме суданцев, понятно... Но кто их спрашивал? Ведь в Берлинской конференции не участвовала ни одна африканская страна...

      Так что же это за конференция такая, оказавшая настолько большое влияние на судьбы мира, что и через много лет на ее результаты ссылались спорящие стороны?

       Рассказ об этом придется начать издалека.

        В истории колонизации Африки европейскими державами более всего поражают те бешеные темпы, с которыми она велась. И еще – полная ее, казалось бы, неожиданность. Ведь только что, в семидесятые годы ХIХ века, европейцы еще не особенно интересовались Черным континентом. Да, в Африке были небольшие колонии Англии, Франции и Португалии – но эти колонии, как правило, не выходили за пределы береговой полосы и представляли собой лишь узенькие полоски земли вдоль океана.

         Но что началось в 80-е годы! В 1881 году Франция завоевала Тунис, в следующем году британцы оккупировали Египет. Еще через три года итальянцы аннексировали две колонии – Ассаб и Массауа – на побережье Красного моря, готовясь к нападению на свободную, но слабую Эфиопию. Вездесущий Стэнли, поднявшись по реке Конго до “бассейна” собственного имени[ii], с несказанным изумлением обнаруживает, что опоздал – на правом берегу реки уже закрепились французы!

     Даже Бисмарк – тот самый Бисмарк, что еще недавно называл колонии излишней роскошью, которой не может себе позволить Германия – вдруг основывает Германское Колониальное общество и, как будто его кто плетью погоняет, в несколько месяцев захватывает Того, Камерун, Юго-Западную и Восточную Африку!

         Чем объяснить такую лихорадочную гонку? Причин можно назвать множество, но главная из них состоит в том, что передовые европейские страны вступили в период индустриализации. Бурно развивалась промышленность, и ее продукцию надо было куда-то сбывать. Для фабрик и заводов не хватало сырья – а где его взять, как не в колониях?

“На Конго живут сорок миллионов человек, и ткачи Манчестера только и ждут, чтобы одеть их. Плавильные печи Бирмингема рдеют раскаленным металлом, из которого можно сделать для них железную утварь и безделушки для украшения их темных тел, а посланники Христа жаждут обратить их, бедных темных язычников, в Христову веру”.

Стэнли. Речь перед Манчестерской торговой палатой в 1884 году[iii].

      Но до середины ХIХ века сообщение с заморскими владениями было делом долгим и непростым. Парусные суда тащились до той же Африки месяцами. На Черном континенте не было железных дорог – а значит, в глубинные районы можно было добраться лишь пешком или по порожистым африканским рекам. А там вкусных колонизаторов только и ждали местные воинственные племена, отнюдь не брезговавшие человечинкой...

         С изобретением парохода, паровоза, а главное – самозарядных винтовок и пулеметов – эти препятствия были преодолены. Но последний толчок вторжению в Африку дали знаменитые путешествия Стэнли. Его рассказы о богатствах внутренних областей материка потрясли воображение европейцев и вызвали настоящий ажиотаж. Быстрее, быстрее, пока тебя не опередил соперник! Каждая из европейских стран стремилась обогнать конкурентов, справедливо полагая, что время не ждет.

       Услышав о том, что Леопольд II собирается создавать в бассейне реки Конго свою колонию, первой не выдержала Португалия. Она заявила собственные права на эти обширные территории, напомнив, что португальские купцы торговали в устье Конго еще с ХVI века (правда, успели уйти оттуда в ХIХ веке – но это, как говорится, уже детали).

     Встревожены были и англичане: уж слишком бурно Бисмарк начал свои колониальные захваты, да и вообще Германия после победы во франко-прусской войне чересчур усилила свое влияние в Европе – а значит, и в мире. Немцы, в свою очередь опасались, что “старые” колониальные державы, и в первую очередь Великобритания, просто не допустят их к дележу африканского пирога.

        В воздухе запахло грозой...

        Первым благоразумие проявил Бисмарк. Мы вообще слишком часто представляем себе этого “железного канцлера” как некоего тупого вояку, уважавшего только силу и не желавшего прислушиваться к голосу рассудка. Как бы не так! Несмотря на свою любовь к стальным шлемам (помните знаменитую фотографию?), Бисмарк был прежде всего тонким и умным дипломатом.[iv]

         И если бы не германский канцлер, вообще еще неизвестно, как повернулись бы судьбы мира. По его предложению, конференция, на которой предполагалось полюбовно уладить все споры о принадлежности бассейна Конго, была созвана в Берлине.Участвовали в ней почти все европейские державы, а также Соединенные Штаты. Ни одного африканского государства, само собой, не пригласили.

        После бурных дебатов претензии Португалии были отклонены, и территория, прилегающая к реке Конго, объявлена зоной, свободной для плавания и торговли. Отсюда и название – “Свободное государство Конго” – которое получили новые владения бельгийского короля Леопольда II. При этом шустрый король взял на себя клятвенное обязательство “заботиться о сохранении коренного населения и улучшении моральных и материальных условий его жизни, способствовать уничтожению рабства и работорговли”.

      Сразу скажем, что слова эти остались пустой болтовней. Условия жизни коренных обитателей “свободного государства” были, пожалуй, наихудшими во всей Африке. Король Леопольд сдал большую часть территории своего владения в концессию ряду иностранных компаний, которые выжимали из африканцев все, что можно. Африканским деревням устанавливали задания по сдаче колонизаторам натурального каучука, пальмового масла, слоновой кости... Недовольным и не справившимся с “нормой выработки” отрубали руки, ноги, а то и головы. В результате всех этих зверств население бассейна реки Конго вскоре сократилось примерно втрое, с 20-30 до 8(!) миллионов человек. (Зато Леопольд за те же годы “заработал” 71 миллион франков). В конце концов слухи о жестокости колониальной администрации дошли до Европы, вызвав взрыв возмущения. Его предприимчивое величество вынужден был завещать свое владение государству, и в 1908 году страна официально превратилась в бельгийскую колонию. Впрочем, ничего при этом не изменилось...

        Хотя формально Берлинская конференция решала лишь вопросы о принадлежности бассейна реки Конго, но фактически в ее решениях (а главное, в секретных протоколах!) шла речь о принципах раздела сфер влияния европейских держав в Африке. Собственно, в этом и заключался ее основной смысл: отныне раздел Африки шел “по правилам”, и незначительные инциденты, вроде “фашодского кризиса”, быстро улаживались.

       Не следует, однако, думать, что африканские народы легко смирились с разделом их земли наглыми белыми захватчиками. Все последующие годы были периодом сплошных колониальных войн.

“Колонизовать – это значит принести цивилизацию отсталым народам, которые не в состоянии своими силами подняться из дикости, в которой они пребывали столетиями. Колонизация – это работа, большая работа на службе и в интересах отсталых народов.”

Бельгийский министр колоний Флешовер.[v]

       Да уж, “поработали” в поте лица... Целых четверть века, с 1881 по 1905 годы, пришлось потратить французам на “умиротворение” сахарских племен. На западе Африки колонизаторам мужественно сопротивлялись восставшие под руководством вождей Самори Туре ( разгромлен в 1893 году) и Амаду (пятью годами позже).

        Народ ашанти ( в Западной Африке) поднимался на борьбу против англичан чуть ли не ежегодно – в !893, 1894, 1895, 1896, 1900 годах. Государства фулани и хауса стойко сражались с 1901 по 1903 год.

       Немцы с невиданной жестокостью подавили в 1904 – 1908 годах сопротивление племени гереро в Юго-Западной Африке[vi], а в 1905 – 1907 – народное восстание “Маджи-Маджи” в Танганьике.

     Натиск осатаневшей Европы смогли сдержать лишь эфиопы, наголову разгромившие, под командованием своего императора Менелика II, войска Италии в битве при Адуа (1896 год).

             К началу ХХ века вся Африка была разделена. На всем этом огромном континенте – втором по площади после Евразии – остались лишь две формально независимые страны: Эфиопия и Либерия.

“Мир почти весь поделен, а то, что от него осталось, сейчас делится, завоевывается и колонизуется. Как жаль, что мы не можем добраться до звезд, сияющих над нами ночью в небе! Я бы аннексировал планеты, если бы смог; я часто думаю об этом. Мне грустно видеть их такими ясными и вместе с тем такими далекими”.

                                                                                                          Сесил Родс[vii].

      Никому и в голову не приходила мысль о допустимости такого раздела: кто сильнее, тот и прав. Для того, чтобы при этом не слишком мучила совесть, колонизаторы даже призывали на помощь теорию Дарвина о естественном отборе, распространяя ее на человеческое общество: дескать, выживает лишь наиболее приспособленный. А кто еще лучше приспособился к нашему жестокому миру, чем европейские страны?

      Известный британский политик Джозеф Чемберлен откровенно называл британцев “величайшей из всех правящих рас, какие когда-либо видел мир.” Ничуть не скромнее были французы, итальянцы, немцы... Африканцев же объявили “низшей расой”, не способной к развитию без помощи белых. Даже лучшие, самые талантливые западные писатели и поэты оправдывали колониальные захваты необходимостью нести африканским народам цивилизацию, не считаясь при этом ни с чем – даже с сопротивлением “цивилизуемых”.

Несите бремя белых, --
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей;
На службу к покоренным
Угрюмым племенам,
На службу к полудетям,
А  может быть – чертям.

 Несите бремя белых, --
Сумейте все стерпеть,
Сумейте даже гордость
И стыд преодолеть;
Придайте твердость камня
Всем сказанным словам,
Отдайте им все то, что
Служило б с пользой вам.

 Несите бремя белых, –
Восставьте мир войной,
Насытьте самый голод,
Покончите с чумой,
Когда ж стремлений ваших
Приблизится конец,
Ваш тяжкий труд разрушит
Лентяй или глупец.

 Несите бремя белых, –
Что бремя королей!
Галерника колодок
То бремя тяжелей.
Для них в поту трудитесь,
Для них стремитесь жить,
И даже смертью вашей
Сумейте им служить.

 Несите бремя белых, –
Пожните все плоды:
Брань тех, кому взрастили
Вы пышные сады,
И злобу тех, которых
(Так медленно, увы!)
С таким терпеньем к свету
Из тьмы тащили вы.

 Несите бремя белых, –
Не выпрямлять спины!
Устали? -- Пусть о воле
Вам только снятся сны!
Старайтесь иль бросайте
Работу всю к чертям –
Все будет безразлично
Упрямым дикарям.

 Несите бремя белых, –
И пусть никто не ждет
Ни лавров, ни награды,
Но знайте, день придет –
От равных вам дождетесь
Вы мудрого суда,
И равнодушно взвесит
Он подвиг ваш тогда.

 Р. Киплинг.[viii]

                    Какой героизм, какая возвышенная романтика!

          Самое, пожалуй, мерзкое – когда героическими начинают считать колониальные завоевания – то есть убийства, грабеж и порабощение “низших” народов. И многие ведь в это верили! Да и как не поверить, когда об этом говорит сам великий Киплинг – и не только он.

         Язык не поворачивается сказать хоть одно дурное слово о храбрых английских томми или французских жаках, тысячами погибавшими в песках и болотах далекой Африки. Они ни в чем не виноваты. Они искренне верили, что умирают и убивают во славу Родины.

На рассвете пуля пронзила
сердце пришельца.
Никто не звал его в наши края.

 Он отведал мозамбикской земли,
остался гнить
без креста и могилы...

 В Португалии плачет мать.
Она не знает,
что с ее сыном.
Включит радио: снова потери.
Среди павших –
не ее ли сын?..[ix]

     Речь даже не о Киплинге – тот был искренним патриотом и потерял на войне единственного сына. Речь о других – о тех, кто, говоря о патриотизме и цивилизаторской миссии белого человека, набивал свои банковские сейфы золотом, полученным за счет ограбления африканских народов. 

         Таким вот патриотом считался и наш следующий герой – Сесил Родс.