Глава 1. АФГАНСКОЕ УТРО

    Начинает светать. Проверим календарь: сегодня двадцать второе число,
месяца асада, 1381 года. Афганистан, провинция Бадгис.

    Ухабистая пыльная дорога, по котором мы едем, ведет на северо-восток. Мы
сидим на кузове грузовика, на большой куче мешков, подпрыгиваем и
стараемся не выпасть на кочках; немного мерзнем на предрассветном ветру.
Скорее бы день!

    Вот за поворотом из-за холма выглянула деревушка. Глиняные дома с
полусферическим крышами, глиняные заборы. Кое-где поднимается дымок:
женщины уже пекут утренние лепешки. Некоторые крыши плоские; на них,
накрывшись одеялами, наслаждается сном в утренней прохладе мужское
население.

    Грузовик останавливается около реки. Точнее, там должна была протекать
река или хотя бы ручей. Спешим вниз, к воде, но нас ожидает разочарование:
русло совершенно сухое и пыльное.

    - Аб надори, - нет воды, засуха.

    Ни колодцев, ни действующих колонок в округе не видно. Опять в кузов - и
пылим до следующей деревни.

    Здесь повезло. В долине виднелось что-то зеленое - это ручеек, наполовину
высохший, на вторую половину заросший водорослями. Глубина - воробей
перейдет вброд. Вода стоячая и, на первый взгляд, ни для каких нужд,
кроме полива, уже непригодная.

    Но другой воды нет, и мы, жители грузовика, налетаем на эту речку, как
мухи на варенье. Полоскать зубы, мыть руки и ноги. Кое-кто тут же
совершает истинджа: присев на корточки прямо посреди ручейка, полощет
часть тела, невидимую под полами халата. После омовения совершаем утренний
намаз, ежась на утреннем ветру.

    Стоянка закончена, пассажиры лезут на кузов, опять завернувшись во что
попало от холода. Все ли на месте? никого не забыли?

    - Бурубахайр! - возвещает помощник водителя, - счастливый путь!

    И мы продолжаем свой путь - в сторону центра провинции, поселка
Калай-Нау. Мимо нас проплывают все более просыпающиеся деревни. Мужчины
седлают ослов, отправляясь в горы за хворостом; пастухи готовят к выгону
стада овец. Одни совершают молитву; другие, более сонные люди только
просыпаются, лениво потягиваются на крышах своих домов или во дворах, вылазят
из-под одеял. Некоторые уже встали, видят грузовик, проезжающий мимо, и
приветливо машут рукой.

    Я тоже машу рукой, иногда доставая ее из-под спальника.

    Бурубахайр! Счастливый путь!

    Над низкими, серо-рыжими горами поднимается красное, большое и пока еще
холодное солнце.

    * * *

    Калай-Нау. Довольно большой, тысяч на пять жителей, поселок одноэтажных
глиняных домов. На главную улицу смотрят в основном торговые части этих
домов. Вот чайхана, вот продавец дров, а вот уже разложили в придорожной
пыли длинные, как кабачки, зеленые арбузы. По улицам, никогда не знавшим
асфальта, движутся телеги, повозки, пешеходы и редкие машины. Наш грузовик
останавливается у большой городской чайханы.

    Нас двое - я и Книжник (он же Сергей Браславский из Вологды). Мы едем
автостопом из Герата в Мазари-Шариф, уже завершая наше путешествие по
Афганистану. Шестнадцать часов тряслись на этом "Зиле", проехали 150
километров. Сейчас, вроде бы, пора вылезать и искать следующий транспорт.

    - Приехали! Калай-Нау! - информируют нас пассажиры.

    Мы стягиваем с кузова пыльные рюкзаки, обесформившиеся нашим долгим
сидением на них. Пихаем туда спальники. Помощник водителя подходит к нам с
корыстным интересом. Пишет на руке цифру с пятью нулями.

    Ага. Мы тоже пишем цифру с пятью нулями, но другую. Билетер протестует.

    - Хватит с тебя, - пытаемся избавиться от толстой пачки денег.

    - Давай две пачки, - требует билетер.

    - Или забирай одну пачку, или вообще не дадим!

    Билетер неохотно соглашается на одну пачку денег, и, не пересчитывая,
прячет ее в свой обширный карман. У нас деньги не влезают в карман -
приходится их хранить в специальном отсеке рюкзака.

    Мы идем пешком на выезд из Калай-Нау. Удивленные местные жители указывают
нам искомое шоссе. Поселок неожиданно заканчивается; последним домом его
является выездной пост афганского ГАИ. Веревка, протянутая поперек дороги,
преграждает путь скопившимся четырем "Камазам". Грузовики полны барахлом и
людьми - это мухаджиры, переселенцы, а точнее говоря - беженцы,
возвращающиеся из Ирана, где они прожили несколько лет, - к себе на
родину, в одну из северных провинций Афганистана. Три грузовика полны
вещами до самых бортов; наверху сидят по двадцать пять-тридцать запыленных
мужчин. Один грузовик почти без вещей, зато перегружен женщинами и детьми,
их там пятьдесят или шестьдесят человек. Грузовики ждут, скопившись на
посту; мухаджиры, водители и гаишники с интересом разглядывают нас
подходящих.

    - Здравствуйте! Вы едете в Меймену?

    - Меймена, Меймена, - кивают сверху мухаджиры.

    О радость! На ближайшие пару дней мы обеспечены транспортом. Конечно, все
лучшие места в передней части кузова уже заняты; в задней части кузова трясет
и пылит, все сидящие там афганцы и их мешки покрыты толстым слоем пыли.
Один дед даже сидит в повязке-респираторе. Ладно, устроимся как можем.
Бурубахайр!

    Водители и дорожные полицейские, наконец, утрясли вопросы с проездом,
веревка опустилась, и вот опять перед нами - степные, горные и пустынные
пейзажи северо-западного Афганистана. Калай-Нау остается позади.

    * * *

    До самого горизонта - бесконечные степи, выжженные солнцем холмы и
пологие горы. В ровных местах дорога разделяется на несколько ветвей,
чтобы вновь собраться в одну в ущельях или долинах. Вот мы едем прямо по
реке, разбрызгивая драгоценную воду во все стороны - река настолько
мелкая, что после проезда каравана машин русло ее почти пустеет,
показывается дно, и требуется несколько долгих мгновений, прежде чем влага
вновь распределится ровным слоем. Вот пастухи, гоняющие вверх-вниз по
холмам стоголовые стада. Вот круглые и плоские, как огромные таблетки,
копны пшеницы, вокруг которых ходит по кругу пара волов или осликов, таща
за собой тележку-волокушу с камнями: обмолачивают зерно. Вот крестьянин
ворошит лопатой смесь соломы и зерна, ожидая, что ветер отнесет в сторону
более легкие предметы. Вот другой крестьянин собрал большую кучу еще
зеленых степных колючек и сложил их в овраге - на высыхание, как будущее
топливо. А вот на перевале, между двух желто-коричнево-глинистых гор,
выкопал себе пещерку старик-нищий. Увидев издали приближающийся транспорт,
он вылезает из пещерки, где прячется от солнца, поправляет чалму и
ожидающе стоит, поглаживая бороду.

    "Камаз" проезжает, обдавая старика пылью, в которой, однако, содержится и
нечто благое: купюры по 1000 афгани. Водитель и благочестивые пассажиры
бросают их, они кружатся и падают в запорошенную мелкой
пылью дорогу. Старик, догладив бороду, старается запомнить, куда залетели
деньги, и начинает сбор урожая.

    Вот торговая деревня. Три десятка оседланных ослов стоят на ослостоянке,
ожидая своих хозяев, ушедших на базар. Вдоль единственной улицы-шоссе
выставлено на продажу все: арбузы, дрова, палки и железки, помидоры
диаметром два сантиметра, яблоки, газировка иранского и афганского
разлива, инструменты, резиновые ведра для воды, сколоченные гвоздями из
обрезков автомобильных шин... Вот печи для изготовления лепешек, пышущие
жаром и огнем, а вот предприятие общественного питания - чайхана.
А вот опять поля, виноградники, стада, каналы
на арбузных плантациях, дети на осликах. И опять степь.

    Встречных машин немного - не больше одной в час. Там, где дорога широкая
или разветвилась на несколько колей - разъезд не составит труда. Если же
встреча произошла среди гор, то более легкой машине приходится пятиться
назад, пятьдесят или сто метров, пока не выявится подходящее место для
разъезда.

    Ближе к полудню мы перевалили в очередную долину и теперь едем вдоль
большой реки, именуемой Мургаб. Дорога совсем узкая. С одной стороны -
склон горы, да так близко, что его можно пнуть ногой; пустые канистры,
привязанные к кузову, трутся, хлопают об этот склон и постепенно
деформируются. С другой стороны - обрыв и река, так близко, что в нее
можно плюнуть.

Пассажиры, впрочем, чаще плюют куда попало, ветер относит
их плевки в заднюю часть машины, где нахожусь я и терпеливо сношу зеленые
плевки афганского народа. Плевки зеленые, потому что у многих во рту носва
- жевательная трава, местный заменитель табака. Зато никто в кузове не
курит. Десятки мужиков - и ни одного курильщика.

    Вот долина реки расширяется, и опять появляются села, зелень, поля, стада
коров; коровий навоз, сплющенный в блины, сушится на крышах домов; во
дворах прыгают мелкие курицы; на осликах едут дети и женщины в
разноцветных костюмах; здесь многие женщины без чадры, с открытым лицом,
звенят металлическими украшениями, одежда красивая, с вышивкой - это их
повседневные наряды. Яркие платки, шапки. Ослы везут огромные связки
колючек. В склонах горы вырыты пещерки, где дорожные попрошайки прячутся
от солнца, а там, где дорога идет по относительной равнине - маленькие
солнцеубежища. Дети семи-восьми лет с лопатами притворяются дорожными
рабочими и важно ковыряют лопатой землю, увидев машину: якобы устраняют
выбоины.

    * * *

    Еще только ранний вечер, но мы уже завершили свой дневной путь. Этот
поселок называется Баламургаб. 140
километров за день - неплохое расстояние для таких дорог. Водители и
пассажиры устали, да и завтра - тяжелый день. Завтра нам предстоит
проехать целых 160 километров, до Меймены, поэтому подъем обещали в три
часа ночи.

    Река протекала рядом. Мы с Книжником по очереди сходили и умылись от пыли.
Идя от реки, я приобрел пару лепешек хлеба и небольшой арбуз.

    Сели ужинать, разрезали арбуз пополам - а он оказался серо-белый внутри.
Обиженный, я понес половинки обратно продавцу. Зрители-афганцы с
любопытством следовали за мной.

    - Арбуз хароб! харбуз хароб! - плохой!

    Продавец согласился с харобностью арбуза, и человек десять зрителей
вызвались быть консультантами в выборе лучшего. Все арбузы были перебраны,
перещупаны, перестуканы, и коллегиально выбранный лучший арбуз был мне
вручен взамен бракованного.

    - Арбуз хуб! хейли хуб! - очень хороший!

    Харчевня, где тусовались мы и все пассажиры грузовика, находилась рядом,
метрах в пятидесяти от продавца арбузов. Продавец и прочие жители
Баламургаба трепетно следили за результатами вскрытия второго арбуза. И -
надо же тому случиться! - второй арбуз оказался тоже серо-белый,
совершенно несладкий. Моя вера в баламургабские арбузы была подорвана, и я
уже не пошел менять. В сумерках "арбуз хароб" был выброшен, и мы заказали
чай. Чай тоже оказался желто-серым, почти как арбуз, но я уже не стал
жаловаться. К тому же чайханщики, желая не уронить имидж
Баламургабпищепрома, принесли еще два дополнительных чайника - уже не
зеленого, а коричневого чая - и конфетки иранского производства.

    - Чай хуб! Арбуз хароб! - констатировал я.

    Все население Баламургаба было поражено этой крылатой фразой. Целый вечер
я слышал, как там и сям полушепотом, глядя на нас, из уст в уста
передавалась эта дивная весть:

    - Чай хуб! Арбуз хароб!

    * * *

    Пребывание двух иностранцев в Баламургабе приобретало все больший
общественный резонанс. Все новые люди появлялись рядом, молча смотрели на
нас; самые смелые что-то спрашивали, и нам приходилось отвечать на все
вопросы по ...дцатому разу. Не очень смелые тихо тусовались на почтительном
расстоянии и пересказывали друг другу удивительную историю с арбузами:

    - Чай хуб! Арбуз хароб!

    Наконец появился первый англо-говорящий человек в Баламургабе, афганец с
солидной бородой.

    - Удивляетесь, что я говорю по-английски? Просто я много лет прожил в
Пакистане, Индии и в других странах, часто езжу туда на заработки. Там и
выучил английский язык. Я говорю также на урду, пушту, белуджи, пенджаби,
на турецком, туркменском и на разных других языках, - похвастался он. -
Хотите ко мне в гости? Правда, я живу далеко отсюда, но если хотите, я вас
приглашаю.

    Мы не приняли предложение полиглота, опасаясь проспать утренний грузовик.
Деревенский полиглот порасспрашивал нас о том, о сем и, удалился,
довольный тем, что доказал свою мудрость среди односельчан. Но вскоре
появился второй англо-говорящий человек в Баламургабе: молодой парень лет
двадцати пяти с короткой бородкой. Сказался местным фармацевтом.

    - О, это очень популярная профессия в Афганистане, - улыбнулись мы. - В
каждой деревне, в каждом городе мы видим множество аптек!

    - Это все перекупщики, а не фармацевты, - обиделся собеседник. - Я и
мои братья именно производим лекарства, а те простые аптекари просто
продают их. Если хотите, я покажу вам свое производство. Приходите ко мне
в гости на ночлег - я живу недалеко.

    - К сожалению, нам надо завтра очень рано вставать. Грузовик отправляется
в три часа ночи, и мы боимся проспать. Так что лучше мы переночуем здесь.

    - Тогда счастливого пути! До свидания! - и фармацевт удалился.

    Но стоило только уйти обоим "переводчикам", как нас выявили сотрудники
местного правопорядка. Сперва пришел один, одетый в халат, как простой
афганец, не говорящий ни на каком языке, кроме дари, - и долго просил
показать паспорт. Я же требовал паспорт у него самого, и, конечно,
безрезультатно. Наконец он достал рацию, а я - паспорт. Как мог, объяснил
нашу сущность. Человек с рацией ушел, но тут пришел другой: вероятно, его
начальник. Я опять показал паспорт, и объяснил, что мы из России,
путешественники, едем в Мазари-Шариф, и прочее. Когда он ушел, мы
собрались переходить в мир сна, но это было преждевременно.

    Третий, главный начальник, приехал уже на мотоцикле и знал несколько
русских слов. Одет тоже был обычно, и тоже с рацией. Опять пришлось
показать паспорт, едва сдерживая раздражение, объяснить сущность.
Третий уехал, и мы вновь легли в спальники. Опасались, что приедет
четвертый начальник, уже на машине, но, к счастью, четвертого начальника на
этот раз не было. Мы задремали, а афганцы вокруг тихо обсуждали нас. То и
дело вокруг слышалось тихое:

    - Чай хуб! Арбуз хароб!

    * * *

    В половине третьего утра, Баламургаб, освещенный лишь звездами, слышит
резкие гудки "Камазов". Подъем! По машинам! Бурубахайр!

    Мы пытаемся доспать, завернувшись в спальники, сидя на кузове. Но трясучая
дорога разгоняет сон. Первые предутренние километры остаются позади. Вот
мы проезжаем еще спящие, без огонька, деревни. А вот уже ночные звезды
вытесняет с неба утренняя заря, в кишлаках появляются утренние дымки и
огоньки. Афганистан просыпается, кричат петухи, люди встают на утреннюю
молитву. Начинается очередное утро - 23 асада 1381 года.

    Афганское утро.

    Перейти в след. главу.

    Вернуться в оглавление книги "Страна А., или Автостопом по Афганистану" 2002 г.

Другое творчество Антона Кротова.
Написать е-mail автору
Написать в "Гостевую книгу" Академии вольных путешествий.