Глава 3. ПЕРЕХОД

    Нас поехало пятеро. Сергей Лекай, Вовка Шарлаев, Кирилл Степанов и автор
этих строк уже знакомы читателю по предыдущим книгам. Пятый участник,
Сергей Браславский, он же Книжник из Вологды, в экспедициях АВП участвовал
впервые (да и вообще за границу отправился в первый раз). Все мы сделали
афганскую визу в Москве и лихо назначили первую встречу уже в Афганистане,
в Мазари-Шарифе, на главпочтамте 27 июля. Двадцать шестого числа мы
намеревались пересечь советско-афганскую границу под Термезом.

    * * *

    "Мост дружбы", построенный в 1985 году, находится на южной границе
Узбекистана, километрах в десяти восточнее Термеза. Он соединяет узбекский
и афганский берега Амударьи. Мы не ожидали больших трудностей с переходом
на ту сторону: действительно, виза Афганистана есть, переход работает,
раз! - и ты на том берегу. Там, на той стороне границы, имеется поселок
Хайратон; восемьдесят километров - и мы в Мазари-Шарифе. Так что
попадание на стрелку не вызывало сомнений. В крайнем случае, если кто-то
отстанет, мы условились подождать до 28-го.

    * * *

    Итак, 26 июля. Раннее утро. Термез, южная граница бывшей Империи.

    На рассвете я покинул строящийся дом, где ночевал, и направился на восток,
навстречу восходящему солнцу, надеясь достичь "Моста дружбы" и
переправиться через него на афганский берег.

    Сначала на маршрутке, потом на грузовичке, потом пешком. В восемь утра я
уже у таможни. Граница открывалась, по слухам, в девять утра, и в ожидании
этого часа тут уже стояли несколько узбекских и два иранских грузовика.
Придорожные милиционеры на всякий случай посмотрели мой паспорт.

    - Один из ваших еще вчера приехал. Бородатый, Сергей его зовут. Подойди,
он в том вагончике спит.

    Я подумал, что это неизвестно как опередивший меня Сергей Лекай. И каково
же было мое удивление, когда из вагончика вылез заспанный Сергей-Книжник!

    Оказалось, что Книжник появился на границе еще сутки назад, утром 25-го
июля. Но - о неожиданность! - узбекские пограничники не выпустили его из
страны. Выяснилось, что мост вовсе не является международным, - а лишь
служебным переходом весьма ограниченного использования. На тот берег
пускают лишь представителей двадцати гуманитарных организаций,
поименованных в особом списке: Организация по развозке беженцев, Мировая
съедобная программа, Всемирные минеры и саперы и подобные им. Чтобы
пропустить кого-то еще, пограничники должны получить факс из КГБ.
Вчерашний день Книжник провел, мотаясь по всем учреждениям Термеза,
посещал полицию, КГБ и ОВИР, но получил лишь отрицательный результат.
Книжнику сказали, что раз он не является гражданином Узбекистана и
сотрудником перечисленных организаций, никак через мост выпустить его не
могут.

    Сергей был не единственным человеком, не пропущенным по мосту дружбы.
Иранский усатый водитель, приехавший на огромном грузовике, горячо
доказывал что-то пограничникам, применяя все известные ему языки. Но ответ
был тот же: катитесь куда подальше. Нам рассказали, что незадолго до нас
целых десять дней провели на границе некие французские велосипедисты, и
только недавно их пропустили, когда они наконец добыли бумагу из ООН.

    Я пошел проверять сущность границы, но все пограничники и те начальники,
что оказались налицо, уверяли меня, что пропустить они нас не имеют права.
Ничего не оставалось делать, как разворачиваться и ехать в соседний
Таджикистан, где, как известно, таджикско-афганскую (бывшую советскую)
границу до сих пор охраняют российские войска. Уж с нашими-то должно
быть проще!

    Остальные наши друзья-автостопщики не появились. Наверное, они задержались
на трассе, а может, заранее узнав о вредных свойствах моста, пытаются
утрясти вопрос перехода с начальниками в Термезе. На дверях приграничного
кафе мы оставили им записку: через мост не пускают; едем в Таджикистан, в
поселок Нижний Пяндж; будем рады через пару дней увидеть их уже в
Мазари-Шарифе.

    * * *

    Только десять километров мы отъехали от моста, продвигаясь на восток, -
как нас высадили из машины бдительные гаишники. Дорога тут шла рядом с
пограничной Амударьей, и район этот всегда был "закрытым".

    - Мы не имеем права вас пускать. Здесь пограничная зона! - возмущались
гаишники. Потребовалось целое представление: я показывал собственные книги
и удостоверения АВП; Книжник играл на гитаре и пел "Ничего на свете лучше
нету, чем бродить по белу свету"; а водитель машины покорно ждал
решения нашей общей судьбы. Наконец нам позволили ехать, и через некоторое
время мы оказались на узбекско-таджикской границе.

    На моем "Большом атласе автодорог" были указаны все автопереходы; "Мост
дружбы" был указан как переход, а вот здесь, на стыке трех границ -
Афганистана, Таджикистана и Узбекистана, - никаких переходов не было
обозначено. Поэтому я опасался, что здесь тем более нас никуда не пустят.
Но повезло - узбекские таможенники подумали, записали, поковырялись в
наших рюкзаках и наконец выпустили нас из своего государства.

    Переход только пешеходный - машины с обоих сторон довозят людей лишь до
таможни. Говорят, всего несколько месяцев, как пункт пропуска вообще работает.
Местность глухая, ненаселенная. Справа - колючий забор, распаханная
полоса, кое-где вышки, а за ними - Амударья и зеленый афганский берег;
слева - коричневая пустыня и одинокая ветка железной дороги, по которой,
говорят, по воскресеньям проходит поезд Термез - Душанбе. Вот первая
таджикская пограничная будка, в ней солдат за столиком, записывающий в
тетрадь новоприезжих, - а за его спиной, на стене, масляная картина,
на которой изображен... В.И.Ленин!

    Нас записали в тетрадь, попросили по 100 российских рублей за какую-то
регистрацию, но потом раздумали и препроводили нас в
небольшое здание таможни. Оно находилось рядом. Таджикские таможенники,
свободно одетые и босиком, тусовались внутри.

    - Заходите! У нас здесь рай, - пригласили они.

    Мы сняли ботинки и вошли. Действительно, после сорокоградусной наружной
жары в здании было приятно и прохладно. Началась бесконечная
среднеазиатская беседа; мы вновь рассказали свою сущность; Книжник сыграл
на гитаре, я показал книги и бумаги; таможенники записали нас в еще одну
тетрадь, неназойливо разменяли нам деньги по сниженному курсу, тут же
стрясли с нас 1 сомони (= 11 российских рублей) за еще одну регистрацию, и
тут же присоветовали нам умеренно платный транспорт - небольшой, разбитый
микроавтобусик, ожидавший пассажиров при таможне. Сия колымага обещала
довезти всех желающих в ближайший районный центр Шартуз, откуда уже
ожидалось нормальное регулярное движение машин.

    Но в Шартузе нас ожидала неприятность. После того, как мы умылись и
разменяли деньги у доброжелательной базарной тетушки, - на посту ГАИ
дорожные полицейские проявили чрезмерную бдительность и сдали нас в КГБ.
Там целых четыре часа нас, разведя порознь, по очереди допрашивал
совершенный идиот. Он заставил писать меня объяснительную (под его же
диктовку), где я должен был указать, когда и как совершил свое первое
путешествие, второе, третье,... как называлась моя первая книга, вторая,
третья,... когда я первый раз поехал за границу, как, когда и на чем я
выехал из дома, и как оказался в пос.Шартуз. Также его интересовало, зачем
я еду в Афганистан, как я зарабатываю деньги,
вступал ли я в интимные отношения с женщинами и
собираюсь ли это делать в Афганистане. Все это нужно было написать на
листах "объяснительной". Какое преступление мне инкриминировалось,
КГБ-шник не сообщил; когда же я пытался увильнуть от писанины, он говорил:
нет! пишите! вы же писатель! Затем настала очередь Книжника; при этом нам
не разрешали находиться рядом и общаться между собой - вероятно,
подозревали нас в тайном сговоре и каком-нибудь преступлении.

    Когда свечерело и я совсем разозлился, появился главный начальник КГБ. Он
решил свозить нас на показ в комендатуру российских погранвойск,
находящуюся в 50 километрах от Шартуза. Он говорил, что делает это для
нашего же блага, чтобы точно узнать, пропустят ли нас в Нижнем Пяндже
через границу или нет. Поведав нам об отсутствии бензина, начальник
заправился за наш счет, и мы поехали по ночной дороге в направлении границы
СССР.

    Была пятница, десять вечера, и я предположил, что в такое время ездить по
комендатурам бессмыссленно. Но начальник был упрям; втайне он надеялся,
что нас арестуют или, по крайней мере, поручат ему арестовать нас.
В поздний вечерний час мы достигли расположения российских погранвойск.

    Начальник комендатуры все же был на месте (все военные и живут там же). К
счастью, он оказался нормальным человеком. Мы подарили ему книгу "Практика
вольных путешествий", а он попытался связаться по рации с Нижним Пянджем.
Связи с Н.Пянджем не было. Связался с каким-то другим участком границы.

    - Тут эти два карандаша, карандаша, - сказал полковник в рацию, -
собираются завтра, завтра, ехать на Нижний Пяндж, Нижний Пяндж. Паспорт и
виза у них в порядке, все в порядке. Как у нас их, пропустят, пропустят?

    Никто не отрицал такой возможности, и, поведав полковнику о нашем
путешествии, мы покинули его. Пятьдесят километров с КГБ-шником по ночной
дороге - и мы вновь в этом вредном поселке Шартуз. Нас отвезли на пост
ГАИ, с указанием отправить на первой же машине в нужную нам сторону. В
машине начальника я забыл сумку с едой, но вскоре мне привезли ее обратно
на пост.

    Ненавижу идиотов, особенно облеченных властью идиотов! Сколько времени мы
потеряли из-за них, и, главное, так и не узнали, в каком преступлении нас
подозревают! Весьма злой, я разложил спальник и перешел в мир сна.

    Дата: 27 июля 2002

    За ночь прошло немало машин, но гаишники не особо старались отправить нас.
Часов в пять утра рассвело, мы с Книжником поднялись и ушли подальше от
поста. И, только начали голосовать, как тут же и поймали машину "Нива" до
поворота на Колхозабад, а там и в сам Колхозабад уехали на автобусе,
полном разноцветных утренних таджиков и таджичек.

    Дальше, до последнего на нашем пути райцентра Дусти, нас довез на
легковушке местный налоговый инспектор.

    Поселок Дусти (в переводе - "Дружба") прошли пешком. Заглянули на почту,
где девушка-телефонистка устанавливала связь с Большим миром, втыкая
провода в большой пульт полувековой давности. Дозвониться через пульт в
Москву не удалось; отправили телеграмму (она шла три дня) и письмо. Жители
относились к нам дружественно, улыбались, как и положено в поселке с таким
названием.

    Дусти завершались большими выездными воротами, точнее аркой, возвышающейся
над дорогой. На ней было что-то написано по-таджикски, были нарисованы
виноград, арбузы и другие фрукты. Вероятно, это символизировало изобилие
местной земли. Мимо проходили дети - таджикские и русские, с лопатами,
ведрами и без ничего, - и скапливались вокруг нас. Мы общались с детьми и
ожидали машину без малого три часа - с девяти до двенадцати. В Нижний
Пяндж проезжали легковушки, забитые народом, готовые подсадить и нас за
некоторую мзду, но мы после Шартуза были злые, жадные - и не соглашались.
Наконец появился грузовик с трактором в кузове, он шел медленно и еще
менял на жаре колесо. До пограничного поселка оставалось всего двадцать
три километра, и наконец мы все же доползли до него.

    Нижний Пяндж - совсем маленький поселок. Когда-то сюда вела узкоколейная
железная дорога; сейчас она, по сообщению местных жителей, разобрана.
Планируется возведение моста через Пяндж на афганскую сторону, а пока
переправа людей и машин осуществляется на катере и на барже.

     ВНИМАНИЕ ! Переправа в Афганистан работает только с понедельника по
пятницу. В субботу граница работает до полудня; в воскресенье переход в
Афганистан не действует !

    Мы прибыли на границу около часу дня в субботу. Большие шансы были у нас
остаться сидеть в Ниж.Пяндже до самого понедельника. Конечно, мы бы тогда
дождались наших друзей, но что делать в жарком, пыльном и пустом поселке
двое суток? По счастью, именно сегодня последний рейс катера еще не
совершился, и мы успели на переправу.

    Никаких бюрократических препон, как в Термезе, здесь не чинят. Но
переправа - дорогое удовольствие. Сперва, еще до таможни, нужно заплатить
за проезд в конторе, именуемой по-старинке "Союзвнешторг". Заплатили мы 25
долларов на двоих (на поиски начальника и переговоры о бесплатном проезде
не было времени). С квитанцией об оплате мы прошли на таможню, где нас
нетщательно обыскали. Затем подогнали оранжевый автобус-ПАЗик с надписью
"Гуманитарная помощь МЧС России" и проводили нас в него.

    К Пянджу так просто не подойдешь: строгая приграничная территория. Высокие
наблюдательные вышки, колючий забор, распаханная контрольно-следовая
полоса метрах в ста перед рекой. Солдаты-пограничники открывают ворота, и
автобус едет к реке. Проезжаем мимо обелиска "Воинам, исполнившим свой
долг в ДРА. 1979-1989" с каской, подъезжаем к барже. На этой
барже-пристани проходит последний пограничный контроль. Российский
офицер-пограничник записал наши имена в специальную тетрадь. Мы подарили
ему книгу "Практика вольных путешествий" и рекламку АВП.

    - А сфотографироваться можно?

    - Нельзя! После середины реки - пожалуйста.

    Небольшой старый катер "Душанбе" завел мотор и перевез нас двоих через
мутно-глинистые воды реки Пяндж. В ширину Пяндж имеет метров пятьсот. Река,
можно сказать, легендарная! На середине реки сфотографировались.
Баржа-пристань, пограничные вышки и заборы советского берега медленно
удалялись.

    А вот и афганская земля.

    - Предоставляю тебе возможность первому ступить на землю Афганистана! -
произнес Книжник.

    Я воспользовался предложением и сошел с катера сперва на небольшую
плавучую баржу, а потом - на глинистый афганский берег.
Злых автоматчиков, заборов, вышек и иных зданий не было видно. Высокая
трава росла по всему берегу, а тут, перед нами, на пятачке
стояла брезентовая палатка - вернее, большой тент. Под ним сидели,
прячась от солнца, на кровати и на деревянной скамейке штук пять слегка
бородатых людей в длинных халатах, один - в афганской шапке.

    Это и были афганские пограничники. Кто-то говорил по-русски. Мы подошли,
нас пригласили присесть. Мы показали паспорта и справки АВП. Наши имена
записали в специальную тетрадь.

    - Антун Крутуф... - записали меня (в алфавите языка дари, как и в
арабском, нет буквы "о" и твердой "в"). - Какая работа у вас? Писатель? - и меня
записали в пограничную тетрадь как писателя; на дари - "нувисандат".

    - Мистер Сергий... Тоже писатель?

    - Напишите: помощник писателя, - отвечал Книжник.

    - Нет! и вы тоже писатель, - возразил пограничник и присвоил ему ту же
должность "нувисандат".

    Я думал поскорее отойти от таможни, дойти до ближайшей обитаемой деревни и
ловить там проходной транспорт. Но таможенники советовали не торопиться. В
самом деле, тут же на берегу стояли шесть новых перегонных "УАЗиков" с
российскими транзитными номерами. Они пришли с советского берега; машины
довозят до переправы наши водители, а здесь их должны принять
водители-афганцы. И вот "УАЗики" стояли и ждали, когда приедут водители;
таможенники говорили, что они появятся вскоре. А пока Книжника попросили
сыграть на гитаре. Я, с разрешения пограничников, пофотографировал
окружающий мир. Афганцы снимались с видимым удовольствием. В отличие от
коллег с другого берега.

    Никаких признаков пограничных строгостей, военных, часовых, танков, вышек,
запретов на фотографирование и на свободу не было. "УАЗики" мирно дремали в
камышах. Хелперов, таксистов, обменщиков, обманщиков, переводчиков, нищих,
предлагателей хотелей не было и следа! Это меня больше всего поразило.

    Обычно в бедных, суетливых азиатских и африканских странах на границе вас
встречают всякие помощники и надоедливые предлагатели платных услуг, от
которых нелегко избавиться. Здесь же никаких таких людей не было.
Отдыхаем!

    Время в Афганистане на полчаса отличается от таджикского. Я переставил
часы. Итак, можно записать: в 14:28 по местному времени мы прибыли в
страну А. В паспорте стояла дата въезда: 5-5-81. Пятое число месяца асада
1381 года по афганскому календарю. Река Пяндж разделяет не только
государства, но и столетия.

    Катер "Душанбе", подцепив плавучую баржу-причал, потащил ее на таджикский
берег - оказывается, баржа относилась к советской части реки и приплывала
сюда лишь для перевозки "УАЗиков". Теперь афганский берег остался голым:
никаких следов пристани и причала уже не было видно. Теперь почти двое
суток реку не пересечет ни один официальный пассажир.

    Вскоре, не успели мы заскучать, появились два джипа с антеннами.
В них прибыли афганские водители-перегонщики. Нас с Книжником
определили в "Land
Cruiser", замыкающий колонну; кондиционер оказался неработающим, зато
водитель - англоговорящим. На стекле машины - наклейка: перечеркнутый
автомат; мол, с оружием нельзя!

    Машины (и джипы, и новые УАЗики) принадлежали какой-то гуманитарной
организации и ехали в Кундуз, а потом в Таликан. Мы намеревались достичь
с ними Кундуза. До него было 75 километров.

    По машинам! Попрощались с пограничниками, заехали на крутой берег,
проехали мимо будки с развевающимся флагом, в которой, вероятно, должен
был сидеть пограничник, но его не было. Будка являла собой бывшую кабину
трактора или крана. Проехали метров пятьсот и остановились у придорожных
харчевен, у первого афганского поста ГАИ.

    Некоторое время наш караван не пускали - водители забыли оформить в
пограничной палатке какую-то бумагу на транзит машин. Пока ждали - около
получаса, - водители купили большую зеленую дыню, ели сами и угостили и
нас с Книжником. Первое угощение на афганской земле!

    Корки и семечки от дыни бросали прямо на дорогу, и бродячий осел лениво
подъедал их. Кстати, дорога оказалась асфальтовая! Я-то думал, будет
разбитая грунтовка. Оказалось, в этой части страны все дороги вполне
приличные; их покрыли асфальтом за годы советской оккупации. Как мы потом
обнаружили, дорога на Мазари-Шариф и на Кабул тоже вся асфальтирована,
кроме района перевала Саланг.

    Вокруг был пустынный пейзаж. Признаков города отсюда не было видно.
Водители-афганцы общались по-английски то с нами, то со своими рациями. У
нашего водителя было аж три рации, но слышимость в каждой из них была
ужасной.

    - Я прожил здесь всю жизнь, - по-английски делился своими воспоминаниями
один из водителей, - и когда я был ребенком, у нас стояли советские
войска. Они оборудовали блок-пост, и когда какое-нибудь афганское
транспортное средство подъезжало близко, русские кричали нам: "стой,
б...!" Это единственное слово, которое я знаю по-русски, и вот уже
двадцать лет, как я запомнил его.

    - А потом русские ушли, потом пришли талибы, и здесь проходили большие
битвы, а потом талибы опять ушли, - продолжил другой водитель, - и вот
мы все думаем: придут опять русские войска или нет?

    Я постарался перевести разговор с военной темы на мирную. Выведал и
записал в тетрадку произношение многих полезных слов на местном языке, а
также числа. Жители северной половины Афганистана, до Кабула включительно,
говорят на языке дари - диалекте фарси, персидского языка. Таджикский
язык тоже похож на фарси, и все три - фарси, дари и таджикский - близки между
собой, как русский, белорусский и украинский. А вот южная часть
Афганистана говорит на пушту, это совсем другой язык, ближе к урду и к
хинди. Общих слов у дари и пушту немного, и, как правило, все это -
религиозная лексика, общие заимствования из арабского языка. Жители южной
и северной частей Афганистана, как уверяли водители, не понимают друг
друга.

    Когда несколько страниц тетради были уже исписаны словами языка дари, у
водителей, наконец, появились документы на проезд, и мы поехали. Я
удивился тому, что паспорта наши никто больше не проверял. Обычно вблизи
границы много постов: дублируя друг друга, на них вновь и вновь проверяют
паспорта и визы у въезжантов и выезжантов. Здесь этого не было.

    Асфальтовая, немного битая дорога разрезала пополам совершенно плоскую
пустыню. Но местность не была безлюдной. Навстречу нам попадались
грузовички советского производства, полные груза и людей. Не только
кабины, но и все кузова были заполнены народом. Проехали пару селений,
состоящих из глиняных одноэтажных домов. Одинокие столбы с обрывками
проводов напоминали о том, что когда-то здесь проходила линия
электропередач.

    Через полтора часа пути машин на дороге стало больше, появились попутные и
встречные телеги и ослы; желтые такси, обвешанные людьми (даже сверху).
Дорога совсем испортилась, и вот наконец пошли дома, лавки, пешеходы -
мы въехали в столицу провинции.

    * * *

    Попрощались с водителями и вышли на свободу. "УАЗики" и два джипа
сопровождения укатились на восток, в город Таликан, а мы с Книжником, с
рюкзаками и гитарой очутились в самом центре Кундуза.

    Город! Он не казался голодным. Вдоль улицы наблюдались непрерывные лавки,
где продавали мясо, лепешки, газировку, арбузы, помидоры, лекарства,
ковры, инструменты и все остальное. По улице (не асфальтовой) ездили
телеги и красиво украшенные повозки, запряженные лошадьми (настоящие
кареты!). Но тут нам стало не до рассматривания, так как нас быстро
окружили десятки местных жителей и начали разглядывать нас самих.

    План действий в Кундузе я составил такой:

    1. Обменять деньги.

    2. Отпраздновать едой прибытие в Афганистан.

    3. Позвонить родителям.

    4. Найти ночлег.

    Обмен денег не составил труда. Зашли в одну из лавок и спросили, где здесь
доллар-чейндж. Продавец предложил поменять прямо у него. Я развел широко
руки и спросил, где большой чейндж, где мно-о-ого денег. Лавочник понял и
показал пальцем направление.

    Пойдя туда, вскоре мы нашли целую улочку менял. У каждого из них была своя
лавка, а перед ней, на улице, стоял большой стеклянный аквариум, полный
денег! Деньги огромные, пачками, прямо килограммы. Спросили курс. Нам
показали на калькуляторе: "давляти" 40.000, "джумбаши" 80.000.

    Тут необходимо сделать небольшое научное отступление. Дело в том, что в
Афганистане существует два типа афганских денег - "давляти" и "джумбаши".
Внешне они выглядят практически одинаково, с первого взгляда не различить.
Но по цене одни вдвое дороже других. В обороте здесь ходят оба вида
параллельно! На границе афганские пограничники предупредили нас об этом,
но только к концу путешествия по стране мы научились худо-бедно различать
эти деньги. Говорят, что скоро введут единые деньги и такое двухвалютие
скоро исчезнет, - но на момент нашего визита оно существовало уже пять
лет. Итак...

    "Давляти" и "джумбаши".

    - Почем арбуз?

    - 10.000.

    Я протягиваю одну хрустящую, свежую десятку и получаю арбуз, а также
сдачу - одну такую же хрустящую, свежую десятку. В чем прикол?

    Задача. В пачке денег - шестьдесят тысячных купюр и сорок пятисоток.
Сколько будет всего? Восемьдесят тысяч? Это смотря где. В Кандагаре
восемьдесят, а в Мазари-Шарифе будет сто тысяч. Афганская арифметика.

    Лепешка стоит 2.000. Я протягиваю две тысячных купюры. Продавец, поглядев,
забирает их, но лепешку не дает. Напротив, хочет еще две тысячи.
Спохватившись, я достаю еще две тысячи и получаю лепешку. Цена правильная.
Все довольны.

    Еще во времена "Талибана" я пытался узнать, какие же деньги ходят по
разные стороны фронта: одинаковые или различные? Разные просачивались
слухи; одни говорили, что афганские деньги - афгани - выпускает Северный
альянс, а на талибской территории используют доллары и пакистанские рупии;
другие рассказывали, что и тут и там остались одни только доллары; третьи
слышали, что деньги выпускают и те и другие, причем одни деньги в десять
раз дороже других (чьи именно дороже - неясно), и что деньги меняют на
базаре мешками.

    В этой поездке мы постепенно разузнали историю и сущность местных денег.
Нам рассказывали следующее. Когда-то в стране были единые государственные
деньги. Их заказывали за границей (говорят, во Франции), отправляли в
Кабул и оттуда распределяли по стране. Когда "шурави" прогнали и началась
гражданская война, в Кабуле на деньгах сидел президент Раббани, а в
Мазари-Шарифе - известный губернатор и полевой командир Дустум. Вместе
они боролись против талибов, наступавших из Кандагара. Этот Дустум часто
просил Кабул о деньгах (для армии); деньги из столицы привозили, но
недостаточно. Тогда Дустум поступил по-научному: взял да заказал (говорят,
в Москве) партию купюр по 1000 афгани и стал выдавать ими зарплату
солдатам, в общем - пустил их в оборот. Торговцы сперва не знали
происхождения этих денег и принимали, как обычно. Но вскоре денег в
северных провинциях стало подозрительно много, секрет раскрылся, а люди
проницательно нашли несколько мельчайших различий между государственными и
дустумовскими деньгами. Главное различие было в номерах серий - одни
серии были на государственных ("давляти"), другие на дустумовских
("джумбаши").

    Центральное правительство Раббани, может быть, и радо было пресечь
дустумовскую самодеятельность. Говорят даже, что президент Раббани объявил
"дустумовки" фальшивками. Но, во-первых, местные полевые командиры, они
же губернаторы, в Афганистане обладали (и обладают) большой
самостоятельностью и ни с кем не считаются. А во-вторых - самое главное!
- Кабул пал, деньгозапасы достались талибам, и вскоре уже президент
Раббани, перебравшийся в северную половину страны, заказывал в Москве
десятитысячные купюры - которые уже, увы, увы, стоили на базарах дешевле,
чем купюры из кабульских запасов, которые и запускал в оборот
набирающий силу "Талибан".

    Прошло несколько лет, и опять северное правительство восстановилось в
Кабуле и обрело власть над основными денежными запасами. Но северные
деньги остались. Во время нашего визита их принимали без ограничений
только в семи северных провинциях страны, вплоть до перевала Саланг. Так
же параллельно ходили и государственные деньги, по двойному курсу: 1000
"давляти" = 2000 "джумбаши". Южнее Саланга в обороте только "давляти";
хотя "джумбаши" можно превратить в "давляти" с небольшой комиссией у
любого менялы. Остается только удивляться зоркости афганских торговцев
и менял, безошибочно и быстро различающих почти одинаковые деньги
северного и южного выпуска.

    * * *

    - Итак, вам какие? "Давляти" или "джумбаши"? - спросил меняла,
демонстрируя в двух руках пачки совершенно одинаковых денег!

    - Давай "джумбаши", потому что их больше, - отвечал я.

    Поменяв на двоих пятнадцать долларов, мы с Книжником стали миллионерами.
Должно получиться 1.200.000 афгани на двоих. Солидные пачки! Стали
пересчитывать. Столпившиеся любопытные зрители наблюдали за нами.

    - Вай, вай, вай! - обиделся я. В толстую пачку, среди десятитысячных
голубых купюр, были подсунуты кое-где розовые пятитысячные купюры.
Обманул!

    - Все правильно, - невозмутимо объяснил продавец, - это "давляти"!

    Оставалось поверить, что 80 купюр по 10.000 афгани и 20 купюр по 5000
афгани в сумме дают не 900.000, а ровно 1.000.000. И действительно, так
оно и было! Ведь купюры по 5000, как и по 500, существуют только в форме
"давляти", и эквивалентны 10.000 и 1000 "джумбаши" соответственно. Если в
пачке коричневых тысячных купюр увидишь маленькую зеленую пятисотку - не
верь глазам своим, это тоже тысяча!

    В последующие недели нам предстояло убедиться в исключительной
честности, аккуратности и порядочности афганских менял. А пять тысяч
действительно равны десяти тысячам. В определенных условиях. В
определенной стране.


    * * *

    Первое дело сделано, и деньги непривычно распирают нам карманы.
Теперь можно поесть - или позвонить. Лучше сперва позвонить, а то вдруг
телефон закроется в вечерний час!

    Местные жители на вопрос "телефон" удивлялись, недоумевали. Я детально
объяснил: показал жестами, как набираю номер, говорю: алло! алло! Москва!
Москва! Наконец нас поняли и отвели на телефон. Телефонный пункт в Кундузе
занимал длинное одноэтажное здание, при входе в него
нужно было снимать ботинки. Но дозвониться домой сейчас не удалось - моих
родителей не было на месте. Книжник не стал звонить своим, опасаясь их
шокировать: его родители не знали, что их сын отправился в Афганистан.
"Когда вернусь домой, так все и расскажу, а то они умрут от переживаний,"
- так решил он.

    Вышли из телефона и у первого же продавца решили приобрести арбуз.
Торговец попросил двенадцать тысяч.

    - Ух как дорого, он заламывает цену! - удивился Книжник.

    Я же быстро подсчитал, что двенадцать тысяч - это меньше пяти рублей, и
срочно приобрел арбуз. Мы сели потреблять его, и толпа зрителей вокруг
затмила все горизонты. Человек пятьдесят бородатых и бритых мужчин и
детей, если не больше, скопились рассматривать двух бородатых
автостопщиков, поедающих арбуз. Кто-то уже принес нам лепешки в подарок.
Интересно, что женщин в толпе не было: им любопытствовать не
полагалось. Вообще на улицах города было немного женщин; все они были
полностью одеты (в чадру) и передвигались лишь в сопровождении мужчин.

    Как обычно бывает, в толпе появился кто-то русско-, а кто-то
англо-говорящий. Но мои попытки напроситься на ночлег успеха не имели. Доев
арбуз, мы раздвинули толпу и пошли куда глаза глядят, попутно выясняя, где
проходит дорога на Мазари-Шариф. Позовут - впишемся, не позовут - уедем
в ночь, не уедем - так уйдем из города и переночуем на природе.

    Но не успели мы добраться до конца города, как нас уже позвали.
С интересом - первая афганская вписка - мы последовали за парнем,
пригласившим нас на ночлег.

    * * *

    Кундуз, как и любой афганский город, состоит из делового центра (с
магазинами) и спальных районов (с огородами). Дома из сухой глины
окружены глиняными заборами. Во дворе, помимо дома, - загон скота (коровы,
курицы), еще какие-то пристройки; посевы. Отдельные прямоугольные участки
земли, также огражденные глиняными заборами, представляли собой поля.
Каналы-арыки (водопровод, орошение и канализация вместе) проходили
повсюду. Электричества во всем спальном районе не было, и единственным
источником света являлись керосиновые лампы.

    У ворот своего дома парень жестом попросил нас подождать. Зашел, и,
вероятно, сказал женской половине семьи, чтобы они убирались подальше.
Потом пригласил нас. Находясь в гостях у афганца, женщину увидеть
невозможно: все женщины спрятаны в женской половине дома. Женщина
проявляет себя лишь косвенно: так, всегда ниоткуда, но вовремя появляется
еда. За три недели, проведенные в Афганистане, я так и не побывал на кухне
и даже не припомню ни на одной вписке ни одной женщины. Они - самая
законспирированная часть афганского общества.

    Афганцы не очень говорливы. Единственное исключение - безбородая
молодежь, изучающая английский язык. Такие бывают назойливы: столь редко
им выпадает возможность попрактиковаться. Зазвавший нас человек знал
английский в небольшом объеме и назойлив не был. Его бородатый отец также
был нетороплив и спокоен; английского он не знал. При свете керосиновой
лампы появился ужин - какой-то кисломолочный продукт, среднее между
творогом и кефиром, лепешки, рис, чай. Достаточно изобильно, на голодную
страну не похоже. Ели на улице, на специальном возвышении, исполнявшем
функции стола, стула и кровати. Там же и легли спать на заботливо
принесенных нам тюфяках. Первая афганская ночь.

    Внутри дома так и не побывали. Знаю только, что в нем было темно. Афганцы
вообще редко зовут в дом: это - интимное.

    Дата: 28 июля 2002 / 6 асада 1381

    Афганцы встают рано, перед рассветом; еще раньше встали куры, вышли из
своего загона и стали ходить между нами, просыпающимися. Нам предложили
чай. После чая, подарив хозяевам некоторые открытки с российскими видами,
мы покинули наш первый афганский дом и вышли на трассу. Вставало красное
солнце. Люди, пешком и на велосипедах, распыляя дорогу, направлялись в
город на работу; телеги, груженые товаром, тоже ехали в город на базар.

    Вскоре мы достигли выездного поста ГАИ. Это был небольшой навес, под
которым сидели несколько дорожных полицейских, опуская и поднимая веревку,
натянутую поперек дороги. Мы сели рядом, вызвав интерес публики. Книжник
сыграл на гитаре, я проявил знание двадцати местных слов, и контакт был
налажен. Мы объяснили, что нам нужно не такси, а большая бесплатная машина
в Баглан, желательно "Камаз".

    Местные жители сразу скопились вокруг, разглядывая нас. Мы же, в свою
очередь, с интересом разглядывали проезжающие мимо афганские транспортные
средства. Среди них были:

    1) желтые легковые такси, чаще советского производства, забитые битком;

    2) маршрутные рейсовые микроавтобусы, также переполненные людьми и
барахлом;

    3) телеги, запряженные ослами и лошадьми, кареты, верблюды и прочий
гужевой транспорт пригородного значения;

    4) пустые быстроходные англо-говорящие джипы гуманитарных миссий,
сотрудники которых боялись нас и подвозить не хотели;

    5) грузовички локального свойства, едущие на базар.

    Целый час, с шести до семи утра, непрерывной чередой проходили перед нами
все эти такси, машины и телеги. Гаишники пытались убедить нас в том, что
бесплатных машин не бывает. Я же вновь объяснил, что такая машина
обязательно есть, что мы ее и ждем, а отвезет она нас в Баглан, а сама
она большая-большая, называется "Камаз", "Краз" или "Урал". Несколько
таких машин уже прошло в обратную сторону, то есть в город, и, указывая на
них всем собравшимся, мы вселяли в себя и в людей уверенность в том, что
автостоп существует.

    И вот - минул всего час, а что такое по афганским меркам час? это почти
минута! - как на посту остановилась наша долгожданная машина, большой
"Камаз" с почти пустым кузовом. Водители, посовещавшись друг с другом и с
гаишниками, взяли нас до Баглана. В кузове - о чудо, что находилось в
кузове! - там лежало несколько сотен экземпляров старой, драной, мусорной
обуви! Часть в старых рваных мешках, часть россыпью по всему кузову.

    "На базар везут, продавать," - подумал я.

    "Нет, наверное в сапожные мастерские на запчасти," - решил Книжник.

    Так нам и не удалось установить назначение этих старых, рваных, непарных
сапог, туфель, ботинков и т.п.. В такой обуви, как мы позднее убедились,
афганцы не ходят; наверное, это везли на экспорт, куда-нибудь в Эфиопию.
На мешках с этой обувью можно было сидеть во время долгого и тряского
путешествия в Баглан.

    Поехали!

    * * *

    Дорога в Баглан была когда-то асфальтированной, как и вчерашняя. Но прошло
пятнадцать, а то и двадцать лет без ремонта! Большие выбоины и дырки,
ухабы; на одних машины подпрыгивают, другие стараются объезжать. Из-за
того, что здесь машин больше, - дорога и разбита больше, чем вчерашняя.
Зато пейзажи разнообразнее. Справа показалась река; вдоль реки -
деревушки, сады, зелень; дома из глины, огорожены высоким глиняным
забором, есть одноэтажные, а есть и в два этажа. Все дома прямоугольной
формы.

    Некоторые жители деревень приобрели профессию нищих и тусуются вдоль
дороги. Дети семи-десяти лет стоят у самых больших рытвин и выбоин дороги.
Завидев машину, они начинают двигать лопатой, делая вид, что заравнивают
эти неровности; затем ожидают подаяния за сей полезный труд. Лопата -
главный инструмент для попрошайничества! На ста километрах мы увидели
человек тридцать "дорожных рабочих". Попадаются и старики, но без лопат.
Они пытаются извлекать деньги, поглаживая бороды.

    Меня очень удивил такой способ нищенства, ибо напомнил мне Анголу. Там
тоже есть участки разбитого асфальта, и местные дети, взяв в руки дерн и
куски земли, затыкают ими дырки в дороге, а потом, при приближении машины,
натягивают веревку поперек шоссе: стой! дорожные работы! Одни водители
расстаются с мелочью, другие поддают газу, и веревка тут же опускается.
В других странах я не встречал таких форм заработка. Как жители этих двух
концов мира независимо друг от друга додумались до такой методики?

    В одной из больших попутных деревень мы остановились; водители "Камаза"
вышли на обед, позвали и нас. Большая харчевня, рукомойник с несколькими
кранами, замызганным зеркалом и даже щепоткой моющего порошка.
Цивилизация! Забравшись с ногами на ковер-помост, афганцы едят рис, пьют
чай и смотрят телевизор, подвешенный в углу чайханы; другие вместо
телевизора рассматривают нас. Едят руками, ложек нет, чай пьют зеленый,
впригрызку с иранскими конфетками. Если кто-то пожелает чай с сахаром, этот
сахар единожды насыпают на дно стакана и наливают туда чай порцию за
порцией, пока он не впитает весь сахар. Каждому посетителю харчевни
полагается собственный чайник с чаем, откуда он и наливает себе в стакан
сколько пожелает, и расплачивается за количество выпитых чайников, а не
стаканов.

    Помимо чая, водители угостили нас рисом, шашлыками, арбузом, и наше
представление о стране голода совсем развеялось. Вся придорожная деревня
продавала еду: арбузные, помидорные, яблочные, дынные развалы шли вдоль
всей улицы. Ни один нищий не пристал к нам во время трапезы, и никто не
пришел лакомиться остатками еды. Для меня это было слегка удивительно:
я-то представлял Афганистан азиатской Эфиопией, а тут даже придорожные
попрошайки изображают из себя деловых людей!

    Тронулись дальше. Вот опять деревни, поля, разбитая дорога, солнце,
старые сапоги, перекатывающиеся по кузову туда-сюда, - и вот мы уже
прощаемся с водителями в городке с названием Баглан.

    Было довольно жарко. Мы угостились газировкой афганского разлива, а
следующий водитель опять завлек нас в столовую, где мы и поели вновь.
Опять рис, шашлыки, лепешки и чай. Нам предложили расплатиться, оказалось
совсем дешево - что-то полдоллара на двоих.

    Вот и основная развилка, с большим круглым указателем, напоминающим часы.
Прямо - Кабул, 233 км, направо - Мазари-Шариф, 172 км. Рядом с
указателем - мост с обваленными перилами, а под ним - река, настоящая
горная речка, и мы как мечтали, так и устремились сразу к ней. Это были
истоки той самой реки, вдоль которой сегодня несколько часов мы ехали.

    На реке уже были купальщики. Бородатый афганец в длинном белом халате
купался прямо в нем, сняв только чалму. И намыливал халат и себя сквозь
него. Другие, более распущенные мужчины и парни купались без верхней
одежды, но в штанах. Без штанов мы ни разу не видели ни одного афганца, и
сами искупались в штанах. Спали на вписках мы тоже в штанах, чтобы
ненароком не испугать народ видом голых ног. Кстати, женщины вообще не
купаются прилюдно.

    Итак, искупались, выстирали верхние части своей одежды - какой кайф! - и
вылезли из реки. Через пять минут мы были уже полностью сухие: солнце и
теплый ветер сушат вмиг! Как будто и не залезали в речку.

    Вскоре, в кабине очередного "Камаза", мы ехали в сторону Мазари-Шарифа.

    * * *

    Хороший асфальт, ровная, почти не битая дорога, мирный пейзаж - неужели
это Афганистан? Навстречу едут грузовики с арбузами и иными товарами. И не
только грузовики! По обочине, медленной, ровной поступью движутся
караваны верблюдов! В кабине, помимо водителя, был англоговорящий человек,
его начальник, и он объяснил нам:

    - Что, в России такого не увидишь? Да, это караваны. Они везут из
Мазари-Шарифа и из Хулма фрукты, на базар в Пули-Хумри. Один верблюд может
нести 350 килограмм, иногда и до пятисот. От Мазара до Пули-Хумри сто
семьдесят километров, они выходят утром и приходят на следующий день.
Десять верблюдов - четыре тонны груза.

    Караванов было много. Шли они навстречу "Камазам", нисколько не
отвлекаясь, как будто из глубины веков. Погонщик в чалме и с шестом,
бывало, шел рядом, бывало, ехал на одном из верблюдов. И тут, да, я
вспомнил! Ведь сейчас 1381 год по афганскому календарю!

    - А на ослах тоже возят товары? - спросил я.

    - Нет, что вы, это невыгодно, - отвечал наш попутчик, - осел может
везти только 50 килограммов груза. И потом, ему постоянно нужна вода, а
верблюд неприхотлив.

    Через некоторое время "Камаз" сломался. (А вот верблюды, наверное, не
ломаются, - подумал я.) Англоговорящий начальник, убедившись в том, что
ремонт затянется, сам занялся автостопом. Застопил легковушку, взял и нас,
и мы продолжили путь, а "Камаз" с водителем бросили в пустыне.

    Вскоре пустыня взъерошилась горами, а между ними образовалась речка.
Дорога просочилась вместе с речкой в настоящую щель между скалистыми
великанами. Потом долина расширилась и явила нашему взгляду фруктовые
сады. Все это были фиговые деревья. Продавцы фиг свивали из травы особые
гнезда и запаковывали в них порции фруктов. Этими травяными гнездами,
весом килограмма полтора, продавцы размахивали перед проезжающими
машинами. Продавались фиги и в развес, при этом гирями служили камни
разных размеров.

    Наш попутчик, невольный автостопщик, попросил водителя остановиться, и мы
подошли к продавцам фиг.

    - Здесь есть и мой сад, - объяснил попутчик, - здесь живут мои
родственники, а сам я живу в Мазаре. А эта местность называется Хулм.
Угощайтесь, ешьте, сколько хотите!

    Фиги оказались отчаянно сладкими, и мы съели всего по чуть-чуть. А наш
попутчик-переводчик прихватил целое гнездо. Так, жуя фиги, мы приближались
к Мазари-Шарифу.

    Наших намеков в отношении вписки попутчик не понял, или сделал вид, что не
понял (афганцы это умеют). И привез нас в центральную гостиницу "Барак".
Поблагодарили и покинули трехэтажный роскошный барак, объяснив, что найдем
себе иной ночлег самостоятельно. Человек исчез, а мы остались на одной из
центральных площадей Мазари-Шарифа.

    Перейти в след. главу.

    Вернуться в оглавление книги "Страна А., или Автостопом по Афганистану" 2002 г.

Другое творчество Антона Кротова.
Написать е-mail автору
Написать в "Гостевую книгу" Академии вольных путешествий.