ТАНЗАНИЯ

28 октября, суббота
29 октября, воскресенье. Танзания - красивая страна!
30 октября, понедельник. Додома.
31 октября, вторник. Въезд в Дар-эс-Салам. Чудо Моисея.
1 ноября, среда. Улитка. Грил. РКЦ.
2-8 ноября в Дар-эс-Саламе.
9 ноября, четверг. Мой уезд из Дар-эс-Салама.
10 ноября 2001, пятница. Дорога на Линди.
11 ноября, суббота. От Линди до Тундуру.
12 ноября, воскресенье
13 ноября, понедельник. Арест и освобождение. Долгий путь в Мбейю.
14 ноября, вторник. Волшебная фраза
15 ноября, среда. Путь до Мпанды и русские геологи.
Мпанда
16 ноября, четверг. Долгий путь под дождём.
17 ноября, пятница. Уджиджи и Кигома.
18 ноября, суббота. Шиллинги куми, хамсини, ашрини!
19 ноября, воскресенье, в поезде.
20 ноября, понедельник. Вновь в Дар-эс-Салам!
21-23 ноября
24 ноября, пятница. Вписка под Ирингой.
25 ноября, суббота. Опять русские геологи!
26 ноября, воскресенье. Въезд в Замбию

    Стоило нам только отойти от пограничного поста, как нас взял большой и
медленный грузовик на Арушу, в котором мы ехали до самого вечера, потому
что он непрерывно ломался, а порой вода в радиаторе закипала, и водитель
заливал туда иную, холодную воду. 

    В центральной Кении почти все водители понимали английский, здесь же, в
Танзании, не все проявляли такие свойства, и наш водитель в том числе.
Поэтому молча ехали и смотрели по сторонам.

    Танзания - страна не столь развитая, как Кения. Впрочем, развитость Кении
тоже вопрос спорный: можно смотреть на стеклянные и бетонные небоскрёбы
Найроби и думать: о! цивилизация, - а можно зайти, согнувшись в три
погибели, в шалаш-хижину бедняка и подумать: неужели и сейчас, в век
Интернета и космических полётов, целые народы живут <так>! Так вот, в
Танзании все эти контрасты оказались сглажены: люди живут просто, но такой
нищеты, как на севере Кении или в Эфиопии, здесь мы не нашли.

    Как и северная соседка Кения, - Танзания была когда-то английской
колонией, но лет сорок назад получила независимость. Причём поначалу это
были два разных государства: Республика Танганьика (почти вся
современная территория страны, населённая, в основном, африканцами) и
Республика Занзибар (маленькие острова вдоль побережья, населённые
арабами-мусульманами). В 1964 году эти два государства, Танганьика и
Занзибар, объединились в единую страну - Объединённую Республику
Танзанию, сокращённо ОРТ. Первым президентом объединённой страны стал
Джулиус Ньерере, сперва сельский учитель, а затем лидер танзанийской
борьбы за независимость.

    Сей Дж.Ньерере, ныне изображённый на всех танзанийских монетах, сумел
объединить страну, населённую сотней разных племён и народов, в единую
нацию, при этом сумел избежать кровопролитий и гражданской войны, которые
так присущи всем другим крупным странам Африки (Судан, Заир, Ангола,
Сомали, Алжир, Мозамбик...) Дж.Ньерере нарекли Отцом нации, а когда через
пару десятилетий он сам, добровольно, ушёл со своего поста, все ещё больше
удивились. Этот мудрый человек, много сделавший для своей страны, дожил до
78 лет (для африканцев это запредельная старость) и умер в 1999 году.

    В своё время Советский Союз возлагал надежды на Танзанию как на очередной
плацдарм для строительства социализма, но далеко этот процесс не зашёл.
Однако определённое советское присутствие сохранилось здесь и поныне, в
виде Российского культурного центра в Дар-эс-Саламе и в виде редких
русскоговорящих танзанийцев, получивших образование в СССР. Некоторые наши
соотечественники работают в Танзании в качестве геологов и моряков,
о чём будет подробнее написано ниже.

    Пока мы ехали в сторону Аруши, слева от нас, покрытая дымкой, возвышалась
гора Меру, одна из высочайших гор Африки (4567 м). Здесь же, вблизи Аруши,
росла и другая гора, Килиманджаро, высочайшая вершина континента (5895 м),
покрытая вечными снегами; но увидеть её мы должны были завтра. А сейчас мы
въехали в Арушу, город, расположенный на полпути между Кейптауном и
Каиром.

    Аруша оказалась большим городом одноэтажных домов (не хижин). Мы сразу
пошли изучать церкви и проситься на ночлег. В первой церкви нас постигла
неудача. Пастора не было на месте, а его заместитель, мужичок с
коричневыми кривыми зубами и редкой бородкой, вышедший нам навстречу, стал
задавать всякие вопросы, типа: а почему у вас нет денег, а кто ваш
спонсор, а почему вы пришли в эту церковь, а не в соседнюю, и т.п.. 
Он спросил ещё, христианин ли я, оставив себе лазейку-надежду на то, что я
окажусь мусульманином и нас удастся сплавить подальше под этим предлогом.
Я мусульманином не сказался, но нас всё равно прогнали.

    Не найдя здесь счастья, мы пошли в соседнюю церковь, и здесь нас ждал
полный успех: при этой церкви был специальный гостевой дом, с чистыми
комнатами, москитными сетками, с туалетом и душем во дворе. Мы так и не
поняли, платный ли этот дом, и мы сразу предупредили о своей
безденежности, и никто с нас денег не попросил. Вечером нам в номер
принесли книгу регистрации гостей (я заполнил все графы, кроме Tribe,
племя), а потом и ужин из макарон. Ура! Так первые километры и первая
вписка в Танзании показали нам хорошую сущность этой страны, и мы с
Андреем были очень довольны.

    28 октября, суббота

    Утром, после помывки, мы покинули церковный гостевой дом и отправились в
город. Центральные улицы его выглядели цивильно: магазины, машины,
предлагатели всяких туров и гиды, зазывающие на Килиманджаро. Обнаружился
и Интернет. Мы обменяли деньги в банке (доллар стоил здесь 800 шиллингов,
получалось один шиллинг - три с половиной копейки), отправили E-mail,
купили некоторую пищу и продолжили путь.

    Каждая страна в день приезда не кажется дешёвой. Так и здесь - нас
удивили высокие цены на хлеб (250-300 шиллингов - около 10 рублей за
легковесную белую буханочку), на чай (100 шиллингов за стакан). Вероятно,
мы ещё просто не освоились в стране, ведь каждая страна дешевеет в ходе
путешествия по ней. Танзанийский народ был добродушным, приятным, нищих и
деньгопросов было очень мало, по улицам Аруши разъезжала машина с
громкоговорителями и портретами действующего президента Мкапы - с
призывами не забыть вновь проголосовать за него на завтрашних выборах.
Президент имел очень толстое тело и лицо, он возглавлял правящую партию CCM.
На столбах и заборах виднелись его портреты и надписи "Mkapa", "CCM".

    Английский язык здесь понимали немногие. Впрочем, и среди нас не все знали
указанный язык. Например, Андрей использовал для всех своих нужд лишь одно
слово - "possible" (возможно): possible сигарет, possible туалет и т.п..
Местные жители понимали нас, как могли.

    Мы покинули Арушу. В соседний город Моши нас привёз старик-грек, живущий
здесь, в Мошах. По дороге слева виднелась снежная шапка Килиманджаро, но
облака вскоре закрыли её. В какой-то деревне мы обнаружили дешёвые
апельсины, по 20 шиллингов, и наелись ими по самое не хочу.
Также сегодня мы угостили себя бананами и арбузами. Арбузы были маленькие,
размером чуть больше апельсина, и не очень зрелые, еле розовые внутри.

    Вечером мы приготовили целый котёл чая в придорожной харчевне и с
наслаждением его выпили. В харчевне в это время жарились на углях три вида
пищи: картошка, именуемая здесь "чипсы", бананы и 
странные белые корешки. Мы, с полнымии рюкзаками апельсинов, не
соблазнились на сие, отошли от людных мест и провели ночь в палатке. 

    29 октября, воскресенье. Танзания - красивая страна!

    Асфальтированная дорога ведёт за горизонт; по сторонам - горы, горы,
зелёно-жёлто-красно-оранжевый редкий лес, попадаются большие
толстые баобабы, пока без листьев - сезон дождей ещё не наступил. 

    В каждой деревне имеется придорожная харчевня. Это, пожалуй, одна из самых
приятных вещей в Танзании. Хижина из прутьев, обмазанная глиной, сверху
покрытая соломой, с отверстиями на месте окон и дверей, внутри содержится
деревянный стол, топчаны для сидения и китайский термос с горячим чаем.
Чай здесь обязателен (уже не за 100 шиллингов, как в Аруше, а за 50). К
чаю - плюшечки-сладкие-булочки, разных размеров и за разную цену, от 10
до 50 шиллингов, а иногда, в более мощных заведениях, - фасолевый суп,
рис, картошка, мясопродукты и прочая серьёзная еда, по цене от 50 до 500
шиллингов за тарелку, в зависимости от того, насколько платёжеспособным
покажется хозяйке заведения интурист-покупатель.

    Самый пищевой цех в Танзании - это деревня Чалиндзе. Здесь соединяются
самые главные автодороги страны, толпятся сотни продавцов всего, от
бананов и ананасов до китайских пластмассовых часов; здесь останавливаются
автобусы, обедают транзитные водители и их пассажиры; здесь танзанийские
дорожные полицейские собирают с водителей добровольно-принудительные
пожертвования, подобно российским их коллегам.

    От Чалиндзе - около ста километров до крупнейшего города Танзании,
Дар-эс-Салама, где у нас была назначена встреча с остальными мудрецами.
Встреча назначена на 1 ноября, так что у нас с Андреем пока есть пара
дней свободного времени, чтобы съездить в Додому, маленький городок в
центре страны, являющийся её столицей.

    Сегодня в Танзании проходили выборы, и в каждой деревне с самого утра
стояли очереди к избирательным участкам. Как у нас, так и у них пожилые
сельские тётушки являются самыми обязательными избирателями. В каждой
деревне висела реклама президента Мкапы и его партии ССМ. Висели зелёные
флаги правящей партии. Также попадались рекламы оппозиционной партии и её
белые флаги, но исход выборов был нам уже ясен.

    До города Морогоро нас довезли на джипе двое англичан, работающих на
Занзибаре. Под Морогоро мы сварили чай в своём котелке на территории
какой-то сектантской церкви. Мы хотели войти внутрь, но служитель церкви
сказал, что там проходит особо секретное богослужение, и помог нам
развести костёр и приготовить чай снаружи. Дальше машин было немного, и мы
пошли пешком; срывали зелёные апельсины с дерев и ели их; росли вдоль
дороги и бананы, но они оказались незрелыми и горькими. Также росли вдоль
дороги кокосы, манго и папайи, причём всё это было в таком количестве,
какое я не видел никогда до сих пор. Все фрукты были не совсем зрелыми. Я
думаю, что местные жители собирают их ещё до полной готовности, и
фрукты доспевают уже в процессе хранения и продажи.

    Через некоторое время нас подобрал грузовичок.

    Грузовичок сей был подобием грузопассажирского такси. В кузове его ехали
здоровенные корзины с папайями, стул, стол, мешок сахару, корзина с
помидорами, огромные мешки с картошкой и хозяева всего этого добра, а
также мы. В каждой деревне водитель (он выглядел молодым бизнесменом, даже
имел мобильный телефон) подбирал и выгружал крестьян с их овощами и
собирал с них плату за проезд (автостопщики ехали бесплатно). Стемнело, а
мы всё ехали и ехали; где-то во мраке нас остановили дорожные полицейские
и содрали с водителя 2000 шиллингов за проезд людей в кузове. "Моя работа
очень трудная, друзья," - пожаловался нам водитель по-английски.
Завершила путь сия машина в большой базарной деревне не доезжая 100
километров до Додомы.

    30 октября, понедельник. Додома

    Правительство Танзании ещё лет тридцать назад перенесло столицу из
портового города Дар-эс-Салама в городок Додома, находящийся в центре
страны. Идея переноса столицы из крупного города на окраине в маленький
городок в центре довольно популярна в современном мире. В Пакистане
столица переехала из огромного грязного портового г.Карачи в специально
построенный чистенький, аккуратненький Исламабад; в Нигерии - из
многомиллионного портового Лагоса в Абуджу; в Казахстане - из Алма-Аты в
Астану, и т.д.. Даже в России в 1917 году столица переехала из портового
Петербурга поближе в центр государства, в Москву, которая в то время была
меньше по населению, чем Питер. 

    Но не все столицы спокойно прижились на новых местах. В случае Танзании
это как раз было не так. За тридцать лет, минувших со дня переноса
столицы, в Додому переехал только президент Танзании и многочисленные
нищие. Действительно, нищих в Додоме было изрядно, тогда как в Даре их
практически не было - нам предстояло убедиться в этом завтра. (Танзанийцы
шутят, что даже есть профессия такая - "нищий из Додомы".) Посольства
всех стран мира и основные учреждения, фирмы и банки также остались в
Даре. Так что в Додоме смотреть было почти нечего, и город был пустоват.

Есть город в Африке - Додома. 
Оттуда далеко до дома.

    Мы с Андреем нашли в столице следующие объекты:

    1) Сикхский храм. В нём жили всего два сикха, и всякие блага (типа
помывки и большого обеда) здесь не предоставлялись. Хозяева нас угостили
чаем с прассадом (священными сладостями) и поведали о том, что большинство
сикхов уехали в Дар-эс-Салам, там больше возможностей для бизнеса, ну и
храм там тоже есть. Также сикхские храмы есть в Морогоро, Аруше и Мванзе.

    2) Большой базар. На нём продавались все виды фруктов, в том числе и
зелёные супербольшие фрукты пока неведомых нам видов. Мы предпочли
бананы. Бананы были двух видов: обычные и короткие-толстые-мясистые, какие
попадались мне когда-то в Индии.

    3) Железнодорожный вокзал, построенный немцами в начале века. По железной
дороге из Дар-эс-Салама в Додому и далее, на озеро Танганьика, уже 85 лет
четыре раза в неделю ходили поезда. Дожидаться поезда не стали.

    Столица оказалась настолько маленькой, что уже часа через три после
приезда нам захотелось покинуть её. Обратно, до Морогоро, нас подобрал в
кабину огромный сорокатонный грузовик с англоговорящим водителем. Он ехал
уже третий день из города Мванза на берегу оз.Виктория, дорога там была не
очень хороша.

    Многие километры мы ехали сквозь дым - местные жители разжигали саванну,
чтобы освободить территорию для своего земледелия. На такой обгорелой
земле мы и поставили свою палатку в поздний час, не доезжая сотню
километров до Дар-эс-Салама.

    31 октября, вторник. Въезд в Дар-эс-Салам. Чудо Моисея

    Утренние велосипедисты ехали с канистрами к своим источникам вод. В
маленьких танзанийских домиках-харчевнях в каждой деревне ждал нас
утренний чай и сладкие плюшки, а также фасолевый суп. Некий грузовик с
песком довёз нас до самого въезда в главный город страны.

    И вот мы, запесоченные и испачканные сажей, стоим на окраине
Дар-эс-Салама. Здесь, где в город входит важнейшая в стране трасса,
большое сгущение маршруток-матату, продавцов ананасов, грузовиков,
предлагателей услуг. Надо ловить машину в центр города! Отгоняя
помощников, таксистов и продавцов, мы стопим свою первую городскую машину.

    Вот чудеса! Первый остановившийся нам водитель оказался русскоговорящим.
Он девять лет назад окончил Харьковский сельскохозяйственный институт, и в
машине у него лежал учебник по агрономии на русском языке, 1990 г.
выпуска. Водитель сказал, что автостопом в Дар-эс-Саламе ездить не
принято, и вскоре пересадил нас в маршрутку-матату, купив для нас билеты.
На матату мы и достигли главпочтамта.

    Центр Дар-эс-Салама оказался очень бойким местом. Высились большие
современные здания офисов и банков. На узких центральных улицах,
непрерывно сигналя, скопились тьмы маршруток, для которых почтамт является
конечной остановкой. На тротуарах расположились чайные танзанийские
тётушки с китайскими термосами и пластмассовыми вёдрами, полными
съедобностей. Продавцы китайских часов и других пластмассовых предметов,
обманщики-обменщики валюты с картонками, на которых написан завышенный,
нереальный курс, - все они бродят туда-сюда, приставая к нередким здесь
иностранцам. Встречаются современные аккуратные здания христианских
церквей и прочих храмов - вот в них-то мы скоро и пойдём!

    На почтамте не было никаких следов завтрашнего присутствия наших друзей, и
мы пошли воцерковляться. В этом городе так много церквей и храмов,
что, думаю, все блага мира получить здесь будет несложно.

    Возле почтамта, буквально соседнее здание - англиканская христианская
церковь. Целый комплекс: большое здание собственно церкви, жилой дом для
персонала и какой-то сарай. Первым делом решили помыться и постираться, а
потом уже займёмся ночлегом. 

    - Здравствуйте! Мы путешествуем автостопом по Африке, сейчас запылились с
дороги, где у вас вода помыться, постираться?

    Служители церкви, явно не готовые к такому нецелевому использованию
церкви, что-то недоумевали и общались между собой на суахили. Я повторил
просьбу. 

    Через пару минут нам всё же пошли навстречу: один из церковников ушёл в
дом и вскоре принёс оттуда графин с водой, литра на полтора. И это всё?

    - У вас что, проблемы с водой? Больше нет воды? - удивились мы.

    - Нет воды, нет воды... - отвечали грустные церковники, уже собравшиеся
вокруг в количестве не меньше пяти человек, - проблемы с водой...

    Мы с Андреем, как могли, умылись из этого графинчика; ни о какой помывке и
постирке с полутора литров речи не было. Сотрудники церкви утверждали, что
воды во всей церкви больше не имеется. Я громко возгласил:

    - Я возношу свои молитвы к Господу неба и земли! Чтобы как Моисею был
дарован источник воды в пустыне, так и вам - чтобы Господь даровал вам
источник воды на все времена! Чтобы никогда не было здесь проблем с
водой!! - Кто-то вежливо хихикнул.

    Но только мы с Андреем уже нацепили рюкзаки и собрались уходить, как
внимание моё привлёк какой-то ручеёк. Этот ручеёк, блестя на солнце,
выползал из соседнего с церковью сарая. Заинтересованный, я снял рюкзак и
пошёл в сарай. Открыл дверь - внутри стояли два огромных чёрных бака, на
5000 литров каждый, полные воды, и вода из одного из них, переполнившись,
уже текла по полу сарая и изливалась на улицу.

    - О чудо! Господь неба и земли услышал наши молитвы! как Моисею был
дарован источник воды в пустыне, так и тут Господь даровал вам достаточно
воды на все времена!! - ещё громче возгласил я из сарая и снял уже
ботинки и штаны, чтобы погрузить своё тело в долгожданную прохладную
жидкость. Я действительно хотел залезть целиком в этот танкер, но
церковники уже преследовали меня и вошли в сарай следом.

    - Нет! нет! только не сюда! - заверещали они, видя мои грязные
намерения, и тут же открыли нам специальную помывочную комнату, где мы
смогли использовать столько воды, сколько нужно для помывки тел и постирки
штанов. Пока мы по очереди мылись, церковники ещё более дивились,
а один даже потом достал фотоаппарат и сфотографировал нас на память. Мы
ему ответили тем же.

    - Нет ничего невозможного для Бога! Пусть этот чудесный источник вод
никогда не кончится! И пусть никогда не будет здесь проблем с водой!!
Ждите, мы придём к вам ночевать! - громко возгласил я, и мы, оставив
служителей англиканской церкви в растерянности, покинули сие место и
направились в город, чтобы изучить и другие религиозные места. Мы шли и
смеялись от души, как всё весело получилось; ведь когда я возносил к Богу
своё первое громогласное моление, мы ещё не знали, что буквально в
считанные секунды оно зримо исполнится.

    * * *

    На берегу Индийского океана, на набережной, где ездили машины, стояли
продавцы и бегали зазывалы, рекламируя пароход на Занзибар, - на этой
улице стояли ещё две большие церкви, католическая и лютеранская. Обе эти
церкви были сделаны в европейском стиле, высокие, аккуратные. У лютеран
был целый "Лютер Хаус", типа гостиницы, с Интернет-кафе и прочими благами, а
у католиков тоже было немало всякого рода служебных помещений.

    Господа лютеране отказали нам в бесплатном ночлеге, заявив, что их
церковная гостиница нужна им для выкачивания денег, а вовсе не для приёма
всяких там путешественников. Мы пошли к соседям-католикам. 

    Директор католической церкви (он показался нам именно директором, а не
священником) сидел в кожаном кресле за массивным столом, заваленном
бумагами. Мы попали на аудиенцию не сразу: много желающих, всякие монашки,
которые становились на колени и просили благословения... Это, наверное,
был очень важный начальник, вроде епископа Дар-эс-Салама. Мы подробно
объяснили свою сущность, но во вписке он нам сразу отказал. Когда мы ему
напомнили, что у него огромные здания и место есть, он искренне
возмутился:

    - You want discuss with me (вы хотите спорить со мной) ?! 

    Редко такие большие и красивые церковные здания вмещают добрых
начальников, обычно всё происходит наоборот... Зато епископ на прощание
распорядился выдать нам холодной питьевой воды из холодильника, и на том
ему было спасибо.

    "И если кто напоит одного из вас хотя бы чашею холодной воды, не потеряет
награды своей".

    Следующим был сикхский храм. Найти его было непросто в большом городе. Нам
повезло, в одной из молочных лавок работал индус, мы его и спросили.
Он нарисовал нам схему, и мы вскоре были у врат храма. Сначала нас удивили
полицейские на входе: они долго вертели наши паспорта и не хотели пускать
нас в храм, сказали: ждите, и один из ментов пошёл доложился сикхам: вот,
какие-то люди хотят посмотреть храм. Сикхи были сонные, вероятно днём они
спали и сейчас их разбудили. Мы сказали, что хотим посмотреть храм.
Сикхи показали нам храм, а экскурсоводом выступала очень толстая индусская
девочка лет тринадцати, англоговорящая, почти шарообразная. Кроме девочки,
нас по храму сопровождали два сикха, молодой и старый. Старый внешне был
улыбчив и добр, а молодой своим видом выказывал недовольство: ходят тут
всякие, храм им хочется, видите ли, посмотреть.

    - А вон там наш Бог, - сказала толстая девочка, указывая на возвышение в
храме, где под всякими святыми покрывалами лежала священная книга сикхов
- Грантх Сахиб. 

    - Думаю, не Бог, а книга Бога, - предположил я.

    - Ну да, книга Бога, - поправилась девочка. Для священной книги имелась
специальная спальня, где книга "спала" по ночам в маленькой детской
кроватке. 

    - Интересно, как спит книга! А людям у вас тоже можно спать? -
поинтересовался я. Старый сикх отвечал, что можно. В 19.00 в храме должно
было происходить вечернее моление и ужин, и мы подумали, что в это время
мы и придём ещё раз, если других мест для ночлега не образуется. А пока
поблагодарили сикхов, сказали, что мы, возможно, ещё придём, и продолжили
изучение наших христианских собратьев.

    Наконец, уже ближе к вечеру, нам удалось пристроиться во двор маленькой
христианской церкви. В маленьких зданиях чаще можно встретить живое,
человеческое отношение. Объяснили, что мы путешественники, что нам надо
поставить палатку и переночевать одну ночь. Священник согласился и даже
перед своим уходом написал записку на суахили - для сторожа. Во дворе
церкви был кран с неограниченным количеством воды, мы мылись и стирались,
а Андрею удалось, сходив куда-то с котелком, приготовить чай. Поставили
палатку и уснули с комфортом под звёздами на церковном дворе в центре
Дар-эс-Салама. 

    1 ноября, среда. Улитка. Грил. РКЦ

    Утром к месту нашего ночлега приползла улитка величиной не меньше ладони.
Такого размера бывают черепахи, но никак не улитки. Я посадил пришелицу на
кирпич и фотографировал её во всех возможных ракурсах. Ни до, ни после
этого мне такие экземпляры не попадались.

    В 10.00 утра на главпочтамте Дар-эс-Салама мы ожидали встретить наших
коллег-автостопщиков. Однако, мы обнаружили одного только Гришу Лапшина
- никто более не появился. У нас заранее было предусмотрено, что если
1-го ноября встреча будет неполной, то полная встреча откладывается на
понедельник 6 ноября.

    Грил рассказал следующее. От Аддис-Абебы до танзанийского города Моши он
ехал в паре с Кириллом Степановым. В страшный город Найроби они не
заглянули, опасаясь грабителей, проехали мимо по объездной. В Мошах они
познакомились с директором фирмы "Кигуса Трэвэл", организующим восхождения
богатых туристов на Килиманджаро. Лапшин сказался веб-мастером и сильно
обрадовал того директора, который давно уже мечтал создать сайт в Интернете
о своей восходительной фирме. Он отвёз автостопщиков к себе домой,
кормил-поил, только что на Гору не водил, так как удовольствие это дорогое:
себестоимость каждого человеко-восхождения составляет почти 300
долларов (это только государственные сборы, за вход в национальный парк и
т.п.) - не считая оплаты услуг самой фирмы. В общем, пока Кирилл со своим
безразмерным желудком объедал сего директора турфирмы, Грил поехал в
Дар-эс-Салам, чтобы здесь в Интернет-кафе засканировать фотографии для
этого обещанного Килиманджарского сайта.

    В Дар-эс-Саламе Грила подвезли прямо ко вратам Российского культурного
центра. Директор оного пригласил Грила остановиться у
него. Сейчас Грил был готов отвести нас туда, на улицу Морских Видов (Sea
Wiew Road), познакомить с директором и вписать нас. Мы пошли.

    Единственным россиянином в Российском культурном центре был Рифат
Кадырович, его директор. Его культурный центр, находящийся в
непосредственной близости океана, напоминал буржуйский особняк, и никаких
надписей на нём не было. Только внутри, на входе, о принадлежности здания
напоминала большая настенная фотография Кремля и российский флаг.

    Культурный центр в Танзании оказался весьма многофункциональным домом. В
некоторых комнатах его возникали иностранцы; проходили выставки картин и
занятия каратэ; по пятницам вечером здесь собирался "Русский клуб" -
соотечественники, живущие в Дар-эс-Саламе. По ночам цивильные люди здесь
играли свадьбы, шумела музыка; имелась сауна и стиральная машина;
проходили курсы английского языка; в библиотеке водились советские книги;
в общем, много всего интересного оказалось вокруг. Аккуратные слуги-негры
готовили ежедневную пищу - рис с мясом, которым угощали и нас.

    Получилось так, что заселившись в РКЦ 1 ноября, автостопщики так и залипли
у гостеприимного Рифата Кадыровича. Некоторые из нас то приезжали, то
уезжали, но целый месяц ноябрь Российский культурный центр в Танзании
превратился в базу российских автостопщиков. Спасибо!

    2-8 ноября в Дар-эс-Саламе

    Последующие дни мы прожили в Дар-эс-Саламе, в Культурном центре,
постепенно там накапливаясь. Попутно изучали город и обживались в нём.

    Дар-эс-Салам оказался самым интернетизированным городом Восточной Африки.
На каждой улице, на каждом углу, были Интернет-кафе, в которых просиживали
часы молодые образованные танзанийцы. Стоимость интернет-часа составляла
1000, а порой и 500 шиллингов (18 рублей). В некоторых кафе были также
принтеры, сканеры и другая техника, и Грил успешно засканировал фотографии
для килиманджарского сайта.

    Самая распространённая еда в Дар-эс-Саламе называлась чипсы, и
представляла собой обычную жареную картошку, иногда даже с солёной
капустой, чисто русское кушанье. Ещё здесь был рис, чай и фасоль, а также
жареные белые корешки, по вкусу похожие на картошку, а по форме - на
морковь. А вот бананы в городе были дорогие, один банан стоил 50 шиллингов
- почти московская цена.

    В городе было поразительно мало нищих (все они перебрались в
столичную деревню Додома, надеясь, что именно в столице их ждут основные
заработки). Немало встречалось белых мистеров, особенно когда мы ездили
автостопом по городу, они нас часто подвозили: американцы, англичане,
немцы, австралийцы, канадцы, китайцы, французы, индусы, арабы и прочие
иностранцы, работавшие в этом городе. 

    Мы разыскали несколько интересующих нас посольств. Недалеко от РКЦ,
практически на одной улице, стояли посольства Ливии, Японии, Руанды,
Нигерии, России, Франции и других стран, а также Иранский культурный
центр. Посольство Малави оказалось на самом северном конце этой
дипломатической улицы и было готово выдать транзитную визу за 50 долларов,
туристскую за 70, полугодовую за 110; при этом для русских её
выдавали не сразу, а после долгого (2-3-недельного) процесса посылания
наших анкет в Малави и в случае получения оттуда положительного
разрешения. Мы огорчились: ведь в Аддис-Абебе виза стоила всего $15 и
выдавалась тут же!

    А вот виза Замбии стоила здесь, как и повсюду, 25 долларов, и мы пока
втроём (Гриша, я и Андрей) сделали её. В посольстве долго смущались тем,
что на паспортах некоторых из нас было до сих пор написано "СССР", и мы с
трудом убедили посольщиков, что в нашей стране до сих пор распространены
такие паспорта. 

    Четвёртого ноября Рифат Кадырович опытным взглядом моментально
диагностировал малярию, начавшуюся у Андрея Мамонова. В соседней клинике
сделали анализ крови - и он подтвердил диагноз эксперта. 
В той же клинике нам продали множество таблеток, которые и должен был пить
А.Мамонов в огромном количестве вплоть до полного выздоровления.

    Гриша Лапшин, наконец засканировав нужные ему фотографии, уехал в Моши
завершать изготовление Интернет-сайта для фирмы "Кигуса Трэвел". Довольно
быстро он успел съездить и всё сделать, и через несколько дней вместе с
Кириллом прибыл обратно в РКЦ.

    Шестого ноября, в понедельник, в городе появились С.Лекай с О.Сеновым. Они
обрели ночлег и долговременное пристанище в сикхском храме, а мусульмане
здесь, как выразился С.Лекай, оказались "подставные". По Интернету узнали
новости от Фатеевых (Игорь с Дашей направлялись из Марокко в Мавританию),
а также от Шаралева с Костенко (вчера они прислали E-mail из Найроби, но
завтра обещали явиться в Дар-эс-Саламе).

    Седьмого ноября, в светлый праздник 83-й годовщины Великой Октябрьской
Социалистической Революции, у нас произошёл не меньший праздник - явление
В.Шарлаева и О.Костенко. После расставания в России я впервые видел их.
Тем самым в Дар-эс-Саламе, в первый и последний раз на нашем пути,
собрались все восемь автостопщиков, находящихся на сиём маршруте: москвичи
Олег Костенко, Антон Кротов, Сергей Лекай и Кирилл Степанов, жители
Подмосковья Олег Сенов и Гриша Лапшин (Грил), петербуржец Владимир Шарлаев
и житель Воронежа Андрей Мамонов.

    Олег Костенко был самым высоким участником экспедиции (196 см), имел самый
тяжёлый рюкзак (около 30 кг) и дольше всех мог собирать его. В рюкзаке его
хранились бесчисленные бумаги, буклеты, журналы и другая макулатура, а
также более пяти фотоаппаратов! Олег был единственным человеком,
владеюшим французским языком. В свои 26 лет являлся сейчас самым древним
из нас, на четыре месяца опередив второго по старшинству С.Лекая. Костенко
уже третий раз участвовал в поездках АВП; ранее он бывал с нами на Севере:
на заброшенной Трансполярной железной дороге и в Нарьян-Маре.

    Лекай же был единственным женатым человеком, и более того - он уже имел
потомство (1 экз.). Также С.Лекай был самым оптимистичным и весёлым из
нас, и ни одна из ситуаций в пути не могла его огорчить. Он имел
большой туристский опыт, и автостопный тоже: он ранее посетил далёкий
Китай и Тибет и множество других интересных мест.

    Самым младшим был у нас Кирилл Степанов (19 лет ему исполнилось уже в
дороге, в Сирии). Он был и самым прожорливым. В Дар-эс-Саламе он наладился
питаться двояко: в РКЦ и в храме сикхов, где всех желающих тоже кормили...
Несмотря на то, что Кирилл оказался в дальнем путешествии первый раз, его
мудрость и самоходные свойства росли с каждым месяцем.

    Житель Воронежа Андрей Мамонов был среди нас единственным курильщиком и
единственным человеком, не имеющим фотоаппарата. Ныне к его недостаткам
прибавилась и малярийная болезнь, от которой, к счастью, он вскоре
излечился. Недавно я прокатался с Андреем две недели и остался доволен -
всё же он был человек весёлый и с лёгким характером, не создающий проблем
себе и другим и имеющий неограниченное количество свободного времени.

    Двое, А.Мамонов и Грил, на старте не владели никакими языками, кроме
русского, и только в пути некоторые иностранные слова запали им в память;
почему-то больше всего им обоим запомнилось арабское слово "Мумкен"
(можно). Зато у Грила были невостребованные свойства лидера; он всё
время пытался руководить окружающей действительностью, но, когда мы его не
слушались, словно и не замечал того.

    Вовка Шарлаев уже третий раз участвовал в экспедициях АВП (ранее он ездил
с нами в Индию и Судан). В.Шарлаев был самым фотографическим маньяком,
снимая на свой модный "Pentax" всё подряд; за время экспедиции он отснял
около семидесяти плёнок. Также В.Шарлаев являлся и автостопным маньяком,
за всю дорогу от Питера до Кейптауна ни разу не воспользовавшись рейсовым
пассажирским транспортом. Все эти месяцы он педантично вёл хронику
движения, записывая время и место посадки и высадки в каждое попутное
транспортное средство.

    Олег Сенов явился единственным в мире человеком, который сумел провезти
автостопом из Москвы (через Судан, Эфоипию и всю Африку) свою гитару,
которая была у него впоследствии похищена в далёкой стране ЮАР. Олег Сенов
был известен нам прежде, ибо ездил с нами в Таджикистан в 1999 году, а
незадолго перед стартом торговал автостопной литературой на Грушнском
фестивале. 

    Восьмого ноября мы все вместе направились в это посольство ЮАР, той самой
страны, где Сенову было суждено в следующем году расстаться с гитарой, а
Шарлаеву - с иными предметами. По
дороге в посольство четверо из нас (Костенко, Шарлаев, Грил и я)
умудрились заблудиться, потому как кореец, подвозивший нас, сперва поехал
на загородный рынок купить мясо, а потом обнаружил полное незнание того,
где находится искомое посольство. В результате мы опоздали на 45 минут, но
остальные, ожидавшие нас в посольстве, отнеслись с пониманием.

    Сотрудники посольства ЮАР, отделённые от нас пуленепробиваемым стеклом,
хотели бы получить от нас приглашение, фотографии, авиабилеты,
подтверждение оплаты гостиниц и по 50 долларов с носа за подачу анкет.
Встретиться с консулом мы не могли, так как нам говорили, что госпожа
консул очень занята. Мы долго обсуждали что-то, спорили с жителями
консульского отдела, и уже под самый конец приёма, сдали:

    1) Восемь заполненных анкет и шестадцать фотографий (по две с каждого);

    2) Длинное умное письмо, объясняющее нашу сущность: мы, мол, не можем
представить авиабилеты, так как поедем на местном наземном транспорте,
въедем в ЮАР из Мозамбика, а выедем оттуда в Намибию;

    3) Справки АВП о том, что мы являемся участниками величайшей экспедиции;

    4) Приглашение от Нельсона Манделы. Перед посещением посольства всегда
оптимистичный С.Лекай вырезал из какого-то рекламного буклета портрет сего
первого чёрного президента свободной ЮАР, с текстом примерно такого
содержания: "я, Нельсон Мандела, приглашаю вас в нашу счастливую страну
ЮАР, где вы найдёте всё: горы, реки, леса, море, всякую всячину!
Приезжайте, жду вас в нашей стране ЮАР!" Интересно, что посольщики ЮАР, не
оценившие юмора, отксерили это наше "Приглашение" и отправили его по факсу
вместе с остальными документами!

    5) С нас собрали по 50 долларов, выписали квитанции, забрали паспорта,
сказав зайти за паспортами завтра, а за визой - через неделю.

    Перед уходом из посольства мы набрали там бесплатных презервативов
(специальная коробка была наполнена ими, бери сколько хочешь) и, надувая
их, ввосьмером весело направились на нужное нам прибрежное шоссе, чтобы
застопить машину и вернуться обратно, в Культурный центр. Каково было наше
удивление, когда нам застопился джип, в котором ехал сам Рифат Кадырович,
директор Культурного центра!

    - Вас уже так много? - удивился он, пытаясь сосчитать нашу весёлую
толпу. Всё же он нас не взял (вместимость джипа не позволяла), и мы уехали
на следующем, более толстом джипе, водитель которого оказался, на
удивление, русскоговорящим.

    * * *

    В ожидании визы ЮАР мы решили расползтись из города в разные стороны.
Четверо самых отважных товарищей, Лекай, Сенов, Шарлаев и Костенко, решили
залезть на высочайшую гору Африки, Килиманджаро, не покупая при этом
билета и не пользуясь услугами всяческих гидов. Интересно, что даже
известный путешественник Ф.Конюхов, желавший взойти "в одиночку" на все
вершины мира, не смог избавиться от этих гидов, поваров, переводчиков и
носильщиков, насильно предоставляемых всем восходителям администрацией
национального парка. Люди, совершившие вольное восхождение без гидов,
никогда нам не встречались. Итак, четверо мудрецов собрались покорить
Килиманджаро. Это должно было занять около недели.

    Я решил отправиться в длинное одиночное путешествие по стране, сперва в
южные провинции, потом в западные, поглядеть на озеро Танганьика и
вернуться обратно в Дар-эс-Салам на поезде по той самой железной дороге
длиной в 1250 км, что была построена немцами ещё в начале ХХ века. Всё это
путешествие тоже должно было занять неделю или чуть больше, в зависимости
от состояния дорог. На Танзанию надвигался сезон дождей, и было
неясно, в каком состоянии сейчас грунтовые танзанийские дороги.

    Кирилл, Грил и Андрей тоже планировали осуществить разные путешествия по
стране. Мы договорились собраться вместе в этом городе 20 ноября, в
понедельник, и пойти за визой ЮАР.

    9 ноября, четверг. Мой уезд из Дар-эс-Салама

    Проснувшись утром, мы вдвоём (Костенко и я) направились в посольство ЮАР
забрать на неделю наши паспорта. На этот раз очень быстро нашли
посольство; в ту сторону нас подвёз австралиец, обратно - канадец. В
Дар-эс-Саламе вообще немало белых людей со всех стран мира, которые
занимаются здесь всяческим бизнесом. В посольстве мы забрали пачку
неиспачканных никакими штампами паспортов и вернулись в РКЦ.

    Я отделяюсь. Наконец, после трёх с половиной месяцев совместной с кем-то
езды, я направляюсь, хотя и в относительно небольшой (на десять дней), но
самостоятельный путь. С большим удивлением, вспоминая разные массовые
путешествия, обнаружил, что никогда десять дней не ездил один! В прошлом
году, расставшись с Андреем Петровым в Аммане (Иордания), проехал до
Москвы за неделю, и это был, вероятно, мой максимальный одиночный путь вне
России. Вот такое неожиданное наблюдение! Хотя начинал свою
путешественническую жизнь в одиночку и именно один ездил по России в
1991-93 гг.

    На прощание поели чипсов, и я покинул своих сотоварищей.

    Проходя мимо почтамта, я опять зашёл туда в поисках письма от своих родителей и
наконец получил его. Дело в том, что всю предыдущую неделю я появлялся на
почте и спрашивал своё письмо, но его не было; при том, что письмо
О.Сенову, отправленное позже, пришло раньше.

    - Ну что, вы теперь счастливы? - спросила меня почтамтская тётушка, у
которой я уже несколько раз требовал своё письмо.

    - Да, конечно, - отвечал я.

    - Тогда с вас 200 шиллингов за почтовые услуги!

    В Танзании, как и в некоторых других странах Африки, плата взимается не
только с отправителя, но и с получателя письма, если таковое пришло ему в
отдел "до востребования".

    Получив послание, я отправился в Интернет, чтобы написать ответное письмо
родителям, а также и другим людям. 

    В результате, когда я стал выбираться из города, уже сильно перевалило за
полдень, и было довольно жарко. Мой путь лежал на юг, в сторону города
Килва, а улица, ведущая туда, называлась Килва роад. Долго выбирался на
конец города; на трассе была здоровенная пробка из машин и матату, так
что, наверное, идти было настолько же быстро, как и ехать. Рюкзак был
непривычно лёгким - ещё бы, ведь почти половину тяжёлых вещей я оставил
на хранение в РКЦ! Так что было приятно идти. Наконец, когда город уже
перешёл в длинный базарный пригород и трассовая пробка рассосалась, меня
подобрали - сперва военный грузовичок, а затем джип с фермером и его
двумя братьями. Все они были в мусульманских шапочках и привезли меня на
свою ферму, находящуюся километрах в пятнадцати к югу от города.

    Ферма представляла собой плантации вкусных растений. Ананасы (впервые
увидел, как они растут: как капуста, торчат на грядках!), кокосы, манго,
папайя и какие-то непонятные фрукты величиной с арбуз, пупырчатые и
жёсткие на ощупь (эти фрукты росли на деревьях). Я спросил разрешения и
сорвал один ананас, затем залез на манговое дерево и сорвал несколько
незрелых манго. Фермеры куда-то ушли и исчезли из моего поля зрения,
растворившись в огородах, а я сорвал ещё один большой непонятный фрукт с
дерева.

    Двое рабочих неподалёку расталкивали застрявший трактор. Я присоединился к
ним.

    - Это что, тоже съедобно? - спросил я у одного из них.

    - Конечно! - отвечали они, удивляясь на меня, как на дикого туземца
(сперва сорвал ананас, потом набрал незрелых манго и папайя, да и этот
фрукт, и ещё и не знает, что с ними делать!)

    Я покинул ферму и вернулся на трассу, отвергнув предложения о ночлеге.
Зелёный странный фрукт пришлось выбросить - ничего съедобного в нём не
было видно, а более подробно спрашивать, как его есть, я постеснялся
(совсем примут за дикаря!). Только вылез на трассу - застопился
грузовичок до самой Килвы!

    Водитель взял меня в кабину (несмотря на то, что основная куча пассажиров
находилась в кузове), и мы поехали на юг в наступающих сумерках, замечая
уже не глазами, а телом, что дорога превратилась из асфальтовой в
грунтовую. 

    * * *

    Я люблю каждую страну, но каждую - своей особой любовью. Сегодня я опять
почувствовал себя принадлежащим к огромной, всемирной семье людей.

    Учёные предполагают, что именно здесь, в Танзании, с её тёплым и вкусным
климатом, впервые зародился человек. По крайней мере здесь обнаружили
остатки совсем доисторического человека. Древним людям здесь так
понравилось, что они выжили и расплодились впоследствии по всему земному
шару.

    В закате и в наступившей быстро темноте, навстречу нашему грузовику
попадались разные люди, целые толпы людей. Велосипедисты, водоносы,
женщины с корзинами на головах... И ведь спокойные какие эти танзанийцы! В
Эфиопии бы заю-юкали сразу, увидев идущего или даже проезжающего мимо
белого мистера.

    В деревнях лежали большие груды зелёного фрукта, типа недавно выброшеного
мною. Я не утерпел и спросил у водителя метод употребления этого фрукта.

    Водитель остановился, приобрёл фрукт, и мы поехали далее, разъедая его.
Всё оказалось просто - фрукт надлежало сначала разрезать на четыре или
более частей; внутри, под толстой, твёрдой шкуркой находилась сочная
мякоть, что-то среднее между апельсиновой и ананасной. В этой мякоти
содержались большие, сантиметра в полтора, толстые косточки.

    Ощущая грунтовую, неторопливую дорогу, я думал, что до Килве мы будем
ехать целую ночь. Но оказалось иначе - мы достигли некоторой деревни, где
грузовик остановился на ночлег. Мне объяснили, что в этой деревне протекает
река Руфиджи, через которую нет моста, а паром работает только в светлое
время суток. 

    Вокруг скопилось ещё с десяток машин, а на противоположном берегу,
казалось, и более. Я вылез. Деревня сия, окружавшая нас, при ближайшем
рассмотрении оказалась торговым базаром, предоставлявшим в ночное время
питательные услуги водителям, застрявшим у реки. Многочисленные лавки были
освещаемы масляными коптилками и, изредка, светом фар новоподъезжающих
машин. Водитель и его друзья, ехавшие в кабине, позвали меня на ужин и
плотно накормили рисом с курицей, именуемой в Танзании "куку".

    Собираясь ночевать, я поставил свою палатку прямо у торгового навеса на
главной и единственной улице этой деревни. Всю ночь люди ходили мимо меня,
разговаривали и шумели, но это не мешало мне спать.

    10 ноября 2001, пятница. Дорога на Линди

    Утром, как только солнце озарило окрестности, я собрал свою палатку, но
паром и водители ещё не проснулись. Только в семь утра началось медленное
движение грузовиков, которые, как бы потягиваясь после ночного сна,
подползали к перевозу. Водитель дал мне монетку в 100 шиллингов:

    - Закон этого парома такой, что в машине может ехать только один
водитель. Все остальные люди должны заходить на паром пешком, покупая
билет за 100 шиллингов. Возьми.

    Я так и сделал, и, приобретя билет, переправился на другой берег, где в
грузовик подсели и все наши вчерашние пассажиры. Интересно, если бы моей
целью был спортивный автостоп, является ли это спортивным или неспортивным
поведением? Наверное, наш друг В.Шарлаев избежал бы платного парома и
переправился бы через речку заранее на "нерейсовой" лодке-долблёнке,
которые сновали по реке в изобилии. 

    Мы ехали целое утро. Узкая песчаная дорога шла извилисто, а по сторонам её
росли манговые деревья, все усыпанные плодами. Опять, как и вчера, вдоль
дороги попадались люди, люди, люди, несущие корзины с фруктами, канистры с
водой и другие ценные предметы. Наконец, достигли некоего поворота:
водитель уходил с трассы налево, в Килву.

    Мы тепло попрощались, я приобрёл на перекрёстке несколько бананов и тут же
- о чудо! - стоял, поджидая пассажиров, следующий грузовик на юг.
Нехорошо, что я с бананами, надо теперь вежливо предупредить о своей
безденежности. Подбегаю к водителю с бананом наперевес.

    - Здравствуйте! Угощайтесь бананом! Куда вы едете?

    - В Мтвару, - отвечал водитель.

    - О, как хорошо! - отвечал я. - Довезите меня, пожалуйста, до Линди!
Только платить нечем, у меня есть деньги только на бананы! - предупредил
я.

    Водитель улыбнулся, я залез в кузов и вскоре грузовик тронулся, увозя меня
и ещё каких-то женщин, сидящих в кузове на мешках.

    * * *

    Грузовик оказался очень шустрым. Мы ехали почти без остановок - только
если кому-то надо было выйти или, наоборот, садился новый пассажир. В один
из таких моментов машину окружили дети, протягивающие нам красивые
корзинки, сплетённые из листьев. В каждой корзинке было килограмма полтора
небольших спелых манго.

    - Миа, миа, миа, миа! - кричали они наперебой, пытаясь продать сии
комплекты всего лишь за миа (100) шиллингов. Но желающих не находилось.

    - Хамсини, - проворчала толстая тётка, сидящая рядом со мной. И, о чудо,
цена сразу упала до хамсини (50) шиллингов. Пассажиры обзавелись сими
небывало дешёвыми фруктами и в пути угощали меня ими.

    "Вот так оно и начинается, - думал я, вспоминая улетевших из
Аддис-Абебы товарищей, - немытыми руками немытые манго, а потом..."

    Местность была заселена. То и дело попадались деревни и целые посёлки,
причём в каждом населённом пункте была церковь, а чаще несколько.
Большие, капитальные церкви выглядели довольно запущено. Я предположил,
что в далёкие 1950-60-70-е годы деятели Ватикана собрали некую большую
сумму на просветительскую и миссионерскую работу в странах Африки, и на
всю эту сумму понастроили шикарных каменных и бетонных церквей. Но дальше
дело хистианизации не пошло, церкви сии не пользуются спросом. Мечетей
здесь значительно меньше, и не такие роскошные, но видно, что все они
посещаются, все "в работе".

    В Африке, как и везде, личный пример одного человека - миссионера,
энтузиаста, просветителя, - даёт гораздо больше, чем миллионы долларов,
потраченных на строительство церковных (или, например, больничных,
школьных...) зданий. Один человек, искренне желающий помочь людям, как,
например, Альберт Швейцер, сделает больше, чем миллионы безадресной и
молчаливой гуманитарной денежной помощи.

    Все религии были основаны именно одиночными людьми, не имеющими ни богатых
спонсоров, ни покровительства государства, порой даже крыши над головой. И
Моисей, и Христос, и Мухаммед, - все они были гонимы в своё время, были,
можно сказать, беженцами, и начинали свою деятельность словом, а не
строительством помпезных храмов и дворцов. Святость редко живёт во дворцах.

    Наступил вечер. Трасса на юг вела вдоль моря. Слева над морем поднялась
полная луна и отразилась в гладких чёрных водах Индийского океана. Так
ехали долгое время. Наконец, вдруг, на повороте - вдали мигнули и
показались тысячи огней (в большинстве, как оказалось, керосиновых) - вот
он, там, город Линди!

    Когда начался асфальт и город и грузовик остановился, я покинул его.
Попрощался с водителем и отправился лицезреть ближайшую церковь, одну из
нескольких монументальных церквей, что украшали сей город. Две
англоговорящие танзанийки вызвались выкликать сторожа, и мы подошли к вратам.

    Церковный сторож, которого тётки звали "аскер" (это означало "солдат", а
вовсе не специалист по попрошайничеству), лысый, грустный, с маленькой
головой, в которой не содержалось ни одного английского слова, но
почему-то в длинном, почти до земли, фраке, вышел ко вратам. Лунный ветер
дул с моря, и чёрный фрак сторожа развевался, делая сторожа похожим на
грустного ангела тьмы.

    Сторож впустил меня во двор и позвал священника (строгого англоговорящего
мужчину лет сорока). По непонятным уже мне причинам тот не захотел
вписывать меня на территории церкви, поручив сторожу отвести меня в иное
место, где мне будет, якобы, предоставлен ночлег. Грустный сторож молча
повёл меня через весь город, что мне не понравилось, и привёл меня в
какой-то хотель, что мне понравилось ещё меньше. Посовещавшись с дирекцией
хотеля, сторож вышел ко мне с ещё более грустным лицом и развёл руками. Я
понял, что затея по вписыванию меня провалилась, и, не найдя никого
англоговорящего, пошёл искать другие церкви.

    Следующая церковь оказалась закрытой, и никого, ни сторожа, ни священника,
найти мне не удалось. Третья церковь оказалась лютеранской, и там оказался
целый гостевой дом. Я решил начать издалека и попросил воды, чтобы помыть
ананас, который уже второй день ехал в моём рюкзаке (съесть его было
негде, да и ножик я забыл в Дар-эс-Саламе, и даже почистить его нечем
было). В гостевом лютеранском доме оказалась кухня, я помыл ананас,
порезал его и даже пытался предлагать его присутствующим, но те
отказывались, а доесть ананас в одиночку я не мог. Ночлег же и здесь
оказался невозможен, ибо, якобы, самый главный начальник гостевого дома
отсутствовал, а именно он-то всё и решал. Оставив лютеранам
пол-ананаса, я отправился дальше, и при свете поднявшейся луны обнаружил
огромный католический собор, возвышавшийся над южной частью города.

    Я поднялся к нему. Уже не стал искать сторожей и начальников, и, на
огромной паперти этого собора, под здоровенным противодождевым козырьком,
тихо поставил свою палатку. Луна освещала бесконечную чёрную гладь моря,
прибрежные пальмы и крыши приморского городка Линди. Я тихо лёг спать,
радуясь отсутствию сторожей, священников и прочих лиц.

    11 ноября, суббота. От Линди до Тундуру

    Ночью шёл сильный дождь, но место для ночлега было идеальным. Никто и
ничто меня не беспокоило до шести утра. В шесть утра раздался колокольный
звон, утренний богослужитель пошёл отпирать врата храма и, увидев
палатку, задумался, что это за явление. Внутри церкви оказалось
гулкое запустение, ряды деревянных стульев были свалены, как хлам, в
огромную кучу друг на друга. В конструкциях храма наутро я заметил
трещины, а в них - зарождающуюся траву. Прихожан пока не наблюдалось, я
собрал рюкзак и спустился вниз, изыскивая дорогу на запад, в сторону
посёлка Тундуру. 

    В придорожных харчевнях продавали дешёвый фуль; блестела почти неподвижная
поверхность океана; корни прибрежных деревьев торчали из земли, как ноги;
начинался неторопливый дождь. Дожди здесь бывают разные. Бывает
спокойно моросит себе, и никаких проблем. А бывает... 

    Я сидел в некоторой деревне в придорожной харчевне, покрытой железной
крышей. На улице рядком стояли разнаряженные танзанийские тётушки с
вёдрами, полными хлебных вкусностей. Ничто не предвещало изменения погоды.
Как вдруг я слышу нарастающий крик: "а-а-а-АА-ААА!!" и сопровождающий
крики грохот. Это в один миг на Танзанию обрушился тропический ливень! Как
молотком, заколотил по железной крыше харчевни; водяная пыль висит в
воздухе; хлебные тётушки, пряча хлеб под свои огромные юбки, намокающие в
тот же миг, разбегаются под навесы. Вот уже текут потоки по дороге, ничего
не видно, проходит пять минут - резкое прояснение, дождь как будто
выключили, засияло солнце, опять тепло, и опять хлебные тётушки выползают
на свои привычные торговые места. 

    В Танзании удобно - в каждой деревне такие "заправочные станции" с
хлебом, чаем, супом, рисом или другими съедобностями; заправился - дальше
пошёл. А сколько здесь фруктов! Манго просто как мусор, валяются по
дорогам, падают с деревьев, и только дети иногда собирают их в лесу в
большие кучи вдоль дороги и пытаются продать проезжающим. А вот угощают
меня только водители и их пассажиры, в общем, люди на колёсах; а местные
деревенские жители пока ни разу не звали в гости или на чай.

    Дома здесь строят повсюду. Двумя методами. Первый - самый простой: из
палок связывается сетчатый каркас дома, потом стены обмазываются глиной, а
крыша - уж как получится, или соломенная, или железная. Второй метод для
людей обстоятельных. В каждой деревне есть мини-кирпичный завод. Ручной.
То есть люди сами месят глину и делают из неё множество кирпичей, которые
равномерно сохнут и мокнут под солнцем и под дождями. Когда количество
солнца в кирпичах превысит количество дождя, эти кирпичи складывают в
длинные и высокие печи, внизу которых - отверстия для подкладывания дров.
Эти печи снаружи обмазывают глиной и собирают очень много сушняка по
окрестным лесам. Потом в печи разводят огонь и топят целый день и целую
ночь, а может быть, и дольше, пока не кончатся дрова. Потом эту печь
разбирают и получают множество красно-чёрных кирпичей, неравномерно
обожжённых. Из них и стоят дома, промазывая обычной глиной, и нацепляют
железную крышу. Методика трудная, но доступная каждому, у кого есть время,
трудолюбие и глина.

    Я шёл по дороге, рассматривал придорожные деревни, фотографировал дома и
растительность, время от времени меня подбирали машины. Вот опять стоит
"заправочный чайный пункт", и его хозяин, видя меня идущего, зовёт:

    - Карибу! чай!

    Угостили чаем и плюшкой. Несмотря на то, что на стене был написан даже
прайс-лист на услуги харчевни, они оказались для меня бесплатными. Я
поблагодарил хозяина и пошёл дальше. 

    Вскоре меня подобрал грузовик, едущий очень далеко - в Сонгеа. Но он
оказался корыстен. Я ехал в кабине. Через несколько километров, в деревне
Масаси водитель на ломанном английском произнёс:

    - I give me my money! (Я дам мне мои деньги!)

    Я отказался и, когда машина остановилась, в знак протеста вылез из кабины,
продолжил путь пешком. Грузовик остался стоять, но вскоре догнал и
остановился возле меня.

    - I give me half of my money! (Я дам мне половину от моих денег!)

    Интересно, какую же сумму он имеет ввиду? я предпочёл не выяснять и опять
ушёл. Через три минуты сзади опять послышался шум грузовика, и водитель
махнул мне рукой: раз бесплатно, залезай, мол, в кузов! Я и не думал, что
в его кузове окажется столько пассажиров; а там их было немало. На мешках
с цементом ехали танзанийцы и тяжеленная (килограммов семьдесят)
инвалидная коляска. На коляске были наклейки: "Don't drink and drive" (не
пейте за рулём) и "High speed kills" (высокая скорость убивает). Было
очень смешно увидеть такие наклейки (обычно встречающиеся на машинах) на
инвалидной коляске. На коляске восседал человек, совершенно не инвалид,
вероятно он просто перевозил эту коляску из одной деревни в другую. В
кузове работал и билетёр, с меткой "С", выжженной на кудрявом затылке.
Интересно, что это означает? Вдоль дороги попадались большие валуны, по
типу карельских, дорога из асфальтовой превратилась в пыльную грунтовую,
мосты встречались деревянные, а также бетонные, но с дырками, пассажиры из
кузова вылезали и залезали вновь, на одной из стоянок водитель позвал меня
в кабину, где сидело уже шестеро, включая толстую женщину. В таком тесном
коллективе мы и прибыли, уже в темноте ночи, в городок Тундуру. Здесь
водитель собирался ночевать, и я был не прочь сделать то же.

    * * *

    Городок Тундуру был весьма невелик. Это был пересадочный и ночевательный
пункт на юге Танзании, где останавливались на ночь грузовики и путники,
утомлённые пыльными (или грязными, от погоды зависит) южнотанзанийскими
дорогами. Все жители посёлка, как мне показалось в темноте, были
работниками общественного питания. Я тоже приобщился к еде; пока ел рис,
ко мне подсел англоговорящий пацанёнок лет двенадцати.

    У многих жителей Африки существует мечта увидеть иностранца, поговорить с
ним и выпросить у него его адрес. За полгода я раздал не менее 300 своих
визитных карточек со своим адресом, искренне удивляясь, зачем они нужны
жителям южных стран. За всё время моих путешествий ко мне в гости не
приехало ни одного индуса, иранца, араба, африканца, хотя на словах многие
из них мечтали это сделать. Более того, все 300 экземпляров моего адреса,
розданных в этой поездке, даже не понадобились им для написания писем. И
только один эфиоп, которого я, разумеется, уже и не помнил, собрав 1 быр
на марку, сочинил мне письмо, в котором просил меня прислать ему ботинки
42-го размера. Я так ему ничего и не послал.

    Так вот, пацанёнок из Тундуру сразу начал разговор с желания узнать мой
адрес. Я выдал ему адрес, попутно интересуясь, какие существуют варианты
ночлега. Звать меня в гости парниша не захотел (я пока так и не побывал
внутри ни одного танзанийского жилища), зато сказал, что тут имеется
церковь, и даже захотел проводить меня туда. В домике с надписью "Лютер
хаус" горел тусклый свет; за столом, среди бумаг, сидел бумажный человечек
и что-то писал. 

    - Это и есть священник? - удивился я.

    - Да, это священник, - отвечал мой "гид", переводя ему моё желание.

    Священник достал из кипы бумаг некую книгу регистрации вписчиков и показал
мне, где и что нужно заполнить. Я заполнил. 

    - Теперь с вас 2000 шиллингов, - перевёл мне парниша.

    - Я думал, это церковь, а это гостиница! - удивился я, покидая и
парнишу, и бумажного человека в большом удивлении. Конечно, надо было мне
самому догадаться, что здесь, как и в Дар-эс-Саламе, лютеранская церковь
предоставляет ночлег и другие блага за деньги. Стало почему-то смешно:
ведь они просто не поняли, что мне нужно! Я пошёл по освещённой луной
грунтовой дороге в сторону Сонгеа, выбирая место для <научного>
ночлега. 

    Дорога была узкой и пыльной. Вдоль дороги шли тёмные деревни глиняных и
глинокирпичных домов. Света нигде не было, все спали, и только в одном
месте аборигены с большими вязанками дров караулили костёр, разведённый в
большой кирпичной печи. Я подошёл ближе, но сторожа испугались и с криками
разбежались; я вернулся на дорогу. Вскоре деревни кончились, и вдоль
дороги, слева, обнаружился некий забор, а за ним - ночные строения
какой-то колхозной автобазы. Я подошёл к воротам; сторожа не было; вошёл в
скрипучую железную дверь и оказался во дворе. Ярко светила полная луна.
Посреди двора стояла будка и навес больших весов, на которых взвешивают
машины с зерном. Я отворил дверцу будки, но тут же закрыл её: на полу
будки с храпом спал беспробудным сном колхозный сторож, бормоча во сне.
(Я подумал, что он пьян, хотя это чисто моя гипотеза, навеянная сходством
с нашими советскими колхозами.) Ладно, будку занимать не буду! Поставил
свою палатку прямо на колхозных весах и забрался в неё вместе с рюкзаком
при свете луны.

    12 ноября, воскресенье

    Часам к пяти утра колхозный сторож, протрезвев, отворил свои глаза и дверь
своей будки и от удивления протрезвел ещё больше: на колхозных весах за
ночь вырос непонятный предмет, нечто среднее между древесным грибом,
эфиопской хижиной и летательным аппаратом. Сторож так поразился, что
побежал за своим начальником, и вот они вдвоём начали бродить вокруг
палатки, громко разговаривая, но опасаясь прикоснуться и выйти на прямой
контакт с неопознанным предметом. Пришлось встать; ещё больше поразив их,
я вылез, собрал палатку и продолжил хождение по трассе.

    * * *

    Еду в пыльном медленном автобусе Тундуру-Сонгеа. Здесь всего 250
километров, чуть больше, чем от Москвы до Тулы, но ехать пришлось целый
день, двенадцать часов. Всё вокруг так привычно, и уже не удивляет, всё
равно что ехать на троллейбусе по Ленинградскому шоссе. Привычно! Женщины
несут вёдра на головах, и в каждом ведре плавает черпалка. А вот дети
толкут в ступе что-то. Увидев автобус, бросают пестики и все вместе бегут
вслед за медленным автобусом, обдаваемые пылью. Повсюду - активное
жилищное строительство, "кирпичные цеха" повсюду, деревья по цвету как
золотая осень в Карелии, и валуны в лесу, как у нас, и большие и
маленькие. Вот люди собирают манго, технологии разные: пустой тыквой,
привязанной к шесту, или корзиной, или просто сбивают их длинным дрыном и
потом подбирают под деревом. Деревенские дети хорошие, аккуратные, и денег
не просят, и "ю-ю-ю" не кричат, хотя с интересом рассматривают иностранца
там, где на продолжительных автобусных остановках я выхожу из автобуса
поглазеть на них. А вот ребёнок едет на деревянном велосипеде, и колёса у
него тоже деревянные, а вот педалей нет, и он отталкивается ногами от
земли. (Мне почему-то представилось, что и смерть сюда не приходит с
косой, как у нас принято думать, а приезжает на деревянном велосипеде.)
Билетёр улыбается мне. Money problem? - No problem! 

    Танзанийские билетёры, что в автобусах, что в кузовах, собирают деньги
вполне официально: в руках у них стопочка билетов, и они выписывают
билеты под копирку в двух или даже трёх экземплярах: одна копия пассажиру,
вторая, наверное, водителю, третья, возможно, в налоговую инспекцию. Даже
в самых разбитых грузовиках мне попадались билетёры с такими
формальностями. 

    Ехали весь день, и пассажиры автобуса несколько раз уже все сменились,
только я еду и еду, дождей сегодня здесь нет, только пыль из-под колёс.
Встречного транспорта очень мало. Уже во второй половине дня автобус
прибыл в город Сонгеа, расположенный в долине среди гор, покрытых красной,
жёлтой и зелёной светофороцветной растительностью.

    * * *

    Прикупив фруктов и постиравшись в очередной лютеранской церкви в Сонгеа, я
отправился на север. Дорога здесь была асфальтовая, и я надеялся было
застопить что-либо вечернее, но ездили по ней только велосипедисты, уже не
на деревянных, а на обычных китайских велосипедах, возвращающиеся из
города по своим деревням. Я пошёл среди них пешком. Большинство не
обращали на меня никакого внимания. Но один оказался слегка нетрезвым и
надоедливым. Поравнявшись со мной, он увидел во мне иностранца и заунывным
голосом произнём:

    - My brother! Give me two hundred! (Брат! дай мне 200 шиллингов!)

    Я отказал нетрезвому "брату", но он снизил скорость до пешеходной и
продолжал причитать: 

    - Мой брат! мой дорогой брат! пожалуйста, дай мне 200 шиллингов!

    Вскоре мне этот "брат" основательно надоел, и, когда мы проезжали по
мосту, я строго предупредил его:

    - Эй, брат! Сейчас я скину с моста в речку и тебя, и твой велосипед!

    "Брат" немного испугался, отъехал от меня, но как только мост кончился,
опять продолжил обработку "богатого белого мистера". Сейчас он уже хотел 500
шиллингов.

    "Вот прямо эфиоп какой-то, - подумал я, - это в Эфиопии принято было
сопровождать иностранцев и просить деньги, а здесь принято работать! Все
строят дома, лепят кирпичи, пилят дрова, растят бананы, ананасы, варят
чай, пекут плюшки, в крайнем случае можно собирать манго в лесу... А вот
бездельник попался! ещё брат называется!"

    Чтобы избавиться от "брата", я решил напугать его. Подошёл к обочине,
отломал ветку какого-то кустарника... Брат секунду стоял на месте, но
осознав, что я могу его отшлёпать, вдруг развил большую скорость. Я
погнался за ним (с веткой в руках). Хорошая дорога и велосипед должны
были, по идее, спасти "брата" от меня, пешехода, да ещё и с рюкзаком за
плечами. Но "брат" оказался не умён. В диком ужасе, на предельной
скорости, он свернул с асфальтовой дороги в какой-то пыльный проулок, и,
не удержав равновесие, упал, подняв огромную тучу пыли. Но тут же вскочил,
и, бросив в пыли велосипед, убежал со всех ног в деревню. Больше я его не
видел. Велосипед так и остался лежать.

    Я возрадовался, что проблемы кончились, но, дойдя до деревни и желая
попить там чай, увидел, что вызываю в аборигенах великий страх. Стоит мне
только подойти к какой-нибудь харчевне, как оттуда с визгом вылетала её
хозяйка и все её клиенты. Три или четыре харчевни так и разбежались при виде
меня в полном составе, и только на самом дальнем краю деревни мне удалось
заказать чай.

    В этой, последней, харчевне, уже находилось человек пять немного пьяных
танзанийцев, так как в этой деревне помимо чая имелось ещё и местное пиво.
И до них уже тоже дошла информация о моём поведении (слухи
распространялись со скоростью звука), и танзанийцы, видя меня, начали
шуметь. 

    - Танзания - миролюбивая страна! - вещал мне по-английски один пьяный
абориген. - Танзания миролюбивая страна!

    - Давай сюда паспорт! - требовал второй, сказавшийся полицейским, хотя
никакой формы он не имел. Я сделал вид, что не слышу.

    Пока они спьяну в полумраке харчевни чуть не устроили потасовку, выясняя,
миролюбивая страна Танзания или нет, я исшёл... Пройдя ещё несколько
километров, я - уже в темноте - поставил палатку поле среди банановых
растений. 

    13 ноября, понедельник. Арест и освобождение. Долгий путь в Мбейю.

    Утром в шесть пропищал будильник. Я встал, собрал палатку и начал чистить
зубы, как слышу - шум машины, едущей прямо по полю. Затихла, остановилась
за кустами. Из кузова машины выпрыгнули солдаты с автоматами и бросились
врассыпную. Пригибаясь в зарослях бамбуков и бананов, автоматчики
распределились вокруг меня. Их оказалось шестеро.

    Если бы я был героем американских боевиков, то тут же и перестрелял бы
всех этих солдат из какого-нибудь секретного оружия, из зубной щётки,
например. Но, к сожалению, щётка оружием не являлась. Завершая чистку
зубов и полоща рот, краем глаза я подсмотрел, как солдаты, крадучись,
заходят мне в тыл и оказываются всё ближе. Я принял решение сдаться
превосходящим силам противника.

    "Танзания - миролюбивая страна!"

    В кузове этой утренней машины вместе с группой захвата я трясусь по полю,
на другой стороне которого неожиданно для меня оказалась воинская часть.
Там меня ждал тщательный обыск. Не найдя ничего интересного, военные вновь
погрузили меня в машину и повезли назад, на трассу. Я думал - отпустят,
но там уже ждала другая машина, с полицейскими. В ней меня повезли назад,
в Сонгеа, в областной полицейский участок, скрывая от меня сущность моего
преступления и какое меня ждёт наказание за него.

    В областном полицейском участке на стене висели диаграммы - столбики
красного и синего цвета, помеченные "2000", "1999", "1998" и т.д. Не
требовалось знание суахили для того, чтобы догадаться: синие столбики
означали число зарегистрированных, а красные - число раскрытых
преступлений. В текущем году число преступлений перевалило уже за 4000, но
раскрыта была лишь малая часть их. За столом под диаграммами сидел
следователь и методично заполнял моё "дело", крупным, красивым почерком на
английском языке. Время от времени он задавал мне очередной краткий
вопрос, и, получив краткий ответ, продолжал своё писание. 

    - Может быть, вы объясните, какое преступление я совершил?

    - Не мешайте!.. Итак, записываем дальше: "восемнадцатого сентября 2000
года я покинул Судан и прибыл в эфиопский город Метема..."

    Предыстория моего преступления уже заняла несколько листов. Ну и
бумагомаратель! Пока следователь писал моё "дело", ему поминутно приносили
бумаги, дела, он что-то вписывал в конец дела (ха-ха - приговор?) и
бумаги эти беззвучно уносились.

    - Вы, наверное, хотите улучшить свои показатели? - я показал на график
раскрываемости преступлений. - Пишите больше, наверное, вы станете
генералом! 

    Но следователю было не до смеха. "Двадцать седьмого октября я прибыл в
Танзанию, в город Аруша..."

    Когда моя исповедь была дозаписана (в чём меня обвиняют, мне так и не
объяснили, но и так можно догадаться - ночлег на поле недалеко от
захолустной военной части), меня позвали в другую комнату, где уже
собрался целый консилиум.

    За длинным столом сидело пять человек в штатском - вероятно, специалисты
по международным шпионам, а во главе, за перпендикулярным столом, сидел
главный полисмен, главный военный и какая-то женщина (вероятно,
секретарша). За противоположный торец длинного стола посадили меня. Перед
каждым "специалистом" лежала шариковая ручка и свежая пачка белой бумаги,
на которой они фиксировали свои вопросы и мои ответы на них. Со стенного
портрета недремлющим оком на нас взирал недавно переизбранный президент Мкапа.

    - Знаете ли вы, в каком городе вы получили свой паспорт? Кто является
вашим спонсором? Чем вы занимаетесь в Академии вольных путешествий?
Преподаёте? Так кто же вы - писатель или преподаватель? Сколько у вас
при себе денег? 16 долларов и 12620 шиллингов? Как вы думаете с такими
деньгами доехать куда-нибудь? Почему вы не заночевали в той деревне, где
пили чай? (Значит, именно они проследили и стукнули!) Вы не боитесь
зверей? 

    Я отвечал, что зверей не боюсь, а людей теперь буду бояться и обязуюсь
отныне ночевать не ближе чем в двадцати пяти километрах от ближайшего
населённого пункта.

    Вошёл секретарь и принёс пятьдесят листов ксерокопий, на которых были
поксерены все мои бумаги: паспорт, справка АВП и даже визитные карточки
(по одной на лист - бумагу специалисты по шпионам не жалели). Ксерокопии
делались на стороне, потому как в областном отделении полиции были только
печатные машинки, ксерокса не было.

    Разбирательство длилось до 10.00. Спросив всё, что пришло им в голову,
"специалисты" изгнали меня из совещательной комнаты в приёмный тамбур:
ждите, мол.

    - Народ, я уже четыре часа как арестован вами, принесите мне завтрак и
чай! - возмутился я.

    - Ха-ха-ха! чай ему! ха-ха-ха! - засмеялись полицейские в тамбуре,
занятые регистрацией разнообразных преступлений в толстые амбарные книги.
- Чай ему! ха-ха-ха! ха-ха-ха!

    И только через полчаса главный полисмен вызвал меня опять. В комнате уже
был только он один, специалисты по шпионам попрятались или вышли через
другую дверь.

    - Мистер Кротов, вы свободны! - объявил он торжественно, возвращая
мне паспорт, справку АВП и прочую макулатуру. Я быстро взял всё сие и
шумно покинул полицейский участок.

    * * *

    Трасса на север, по которой я шёл вчера вечером, и сегодня вновь оказалась
населена одними лишь велосипедистами. Идти пешком по второму разу не
хотелось - опять будут приставать "мой брат, мой брат", а в деревне,
откуда ночью на меня стукнули, увидев меня вновь, стукнут ещё раз. Но вот
в толпе велосипедистов показался джип, он подобрал меня и провёз
километров пять, до той самой реки, с моста через которую я вчера обещал
скинуть "брата"-велосипедиста. 

    "Танзания - миролюбивая страна!"

    Там меня и подобрал автобус на Макамбако. Автобус был полон, и я сел на
полу на свой рюкзак, довольный тем, что наконец удаляюсь от столь
"миролюбивой" местности. Симпатичная девушка-мусульманка собирала с
пассажиров дань, но ко мне пока вопросов не возникало. Но как только на
одной из остановок часть пассажиров вышла и я перебрался на сиденье, как
билетёрша обратила внимание и на меня.

    Моё нежелание оплатить проезд расстроило девушку, тем более, что
английского языка она не знала, и объяснять ей свою сущность я не стал.
Высаживать меня тоже было ей как-то боязно. Я решил, чтобы не печалить
билетёршу, выйти из автобуса на следующей остановке, в какой-нибудь
банановой деревне.

    * * *

    Меня подобрала маршрутка. Её водитель умудрился впихнуть в салон
шестнадцать человек (не считая его самого), их объёмистый багаж и дюжину
огромных, 50-60-килограммовых мешков с зерном, которые по причине своей
бесформенности заняли все, ещё остававшиеся там, пустоты! Последние мешки
подвязали верёвками сзади машины сей. Теперь маршрутка (величиной меньше
нашего "Автолайна") шла как танк, если врежется во что - раздавит;
загрузка более 2000 кг - не шутка!

    Но и этого водителю показалось мало, и на остановке он приобрёл связку
свежей рыбы. Чтобы она не пахла и не занимала место, которого и так не
было, он подвязал её снаружи к боковому зеркальцу! Так и едет: мешки во
все стороны торчат и болтаются, рыба знаменем развевается, а я делаю свои
заметки, зажатый в углу - одна рука случайно осталась непридавленной!

    Над саванной дым костров - крестьяне разжигают себе участки для
земледелия. Здесь горная местность (2000 м над уровнем моря) и прохладно.
Встречные мотоциклисты мёрзнут на ветру и кутаются в китайские пуховики. 

    Здесь такие же горы, как в Эфиопии, но народ активней: все в трудах, все
строят, что-то растят, собирают, вот пилят большие брёвна, вот сушат
кирпичи, вот продают все виды еды, какие только можно вырастить здесь...
Удивительно, ведь всего месяц назад я был в Эфиопии, там тоже можно бы
выращивать, пилить и строить, но - не пилят! не строят! ходят и
ю-ю-юкают. Непостижимо!

    * * *

    В деревушке Макамбако дорога из Сонгеа соединялась с основной трассой
Дар-эс-Салам - Мбейя - Замбия. Было уже темно. Меня подобрал пикап, в
кузове которого ехал большой металлический ящик, пахнущий бензином. Этот
ящик занимал почти весь кузов, а я пристроился сзади него, в узкой щели
между ящиком и задним бортом. Кроме меня, водитель подобрал какого-то
старичка и паренька лет десяти. Тут начался ливень, ветер, стало очень холодно, я
достал спальный мешок, и мы втроём прикрылись им от ветра и ночного
тропического ливня. Так и ехали примерно 150 километров, спальник намок и
провонял бензином, а мы втроём - я, старик и ребёнок - сидели,
тесно прижавшись друг к другу, в щели между ящиком и бортом, и созерцали
уносящиеся назад редкие огни далёкой и родной нашей Танзании.

    Город Мбейя оказался велик и длинен. Я попробовал втереться на ночлег в
церковь. Англоговорящий священник вроде бы понял меня (чтобы мои намерения
были более ясны, я достал свой мокрый спальник и прямо во дворе церкви
разлёгся на нём), но священник позвал сторожа и что-то тихо и торопливо
объяснял ему на суахили. Я расслышал только слово "полиси, полиси", но
сделал вид, что не понял. Сторож убежал, а священник вежливо сказал:
"Подождите минуточку!" - и минут через пять уже сдавал меня оперативно
приехавшему на вызов полицейскому.

    Полицейский увёз меня на своей машине в участок, хихикая.

    - Кричит: скорее, скорее! тут какой-то иностранец хочет заночевать в
церкви! - веселился полицейский. - А ведь это очень опасно. Я сам тебя
отвезу в самое лучшее место для ночлега.

    Полицейский отвёз меня в самое худшее место для ночлега во всём городе.
Это была скамейка на автовокзальной площади, по которой всю ночь ходили,
торговали, шумели, орали местные жители. Единственное "преимущество" этой
скамейки (по мнению полицейского) было то, что рядом располагался
полицейский участок, но ночевать внутрь меня не пустили, завещав
оставаться на скамейке снаружи. Я недолго пытался спать на ней: дурное
было место, и, тихонько собравшись, смылся и поставил палатку во дворе
какого-то ночного спящего хотеля.

    14 ноября, вторник. Волшебная фраза

    Вновь ночевательные проблемы! Если в Судане все люди нормально звали на
ночлег, и ни одной ночи нам не пришлось провести на улице; если в Эфиопии
мы нормально ставили палатки где угодно, и местные жители хотя и дивились
на это, но молча; если в Кении никаких проблем не было вообще; то здесь
опять ближе к рассвету работники гостиницы увидали непонятный объект на
своей территории и, шумно разглагольствуя, бродили вокруг да около, боясь
прикоснуться. Встал в 5.20 утра и продолжил свой путь, превратив шумных
людей в молчаливо недоумевающих.

    Медленный грузовик, не знавший никаких языков, кроме суахили, неторопливо
вывез меня из города и потащил по дороге в сторону замбийской границы, по
пути загрузившись мешками с цементом. Я пока в Замбию не спешил, но там, в
пограничном селе Тундума, от главной трассы Т1 ответвлялась другая дорога
Т9, ведущая на озеро Танганьика.

    Ехал в кабине медленного грузовика часа два, пока не проснулся оттого, что
только-на-суахили-говорящий вспомнил английское слово "Money" (деньги). Я
рассердился (что ж ты раньше не сказал!), потребовал остановиться и вышел.
Грузовик грустно постоял на трассе минуты три, всё надеясь, что я вернусь,
но не дождался и невесело пополз прочь.

    Через некоторое время я уже ехал в другой, более понятливой машине, но на
ближайшем полицейском посту меня высадили. Оказалось, водитель медленного
грузовика успел нажаловаться.

    - Прошу прощения, я не знаю суахили, и водитель просто не понял меня.
Может быть, вы мне напишете фразу на суахили, что я хочу проехать
бесплатно?

    Полицейские, недолго думая, написали мне фразу из четырёх слов:
<Tafadhali naomba msaada, Kusafiri> 

    Фраза оказалась поистине волшебной. Я так и не понял её точного перевода,
но она оказалась столь действенной, что тут же очередная проезжающая
маршрутка подобрала меня, а её билетёр выписал мне особый билет, где в
графе "цена" стояло: "Free pass" ("Бесплатный проезд")!

    Как я уже писал, танзанийцы любят выписывать билеты даже в грузовиках.
Но с помощью этой фразы, которая теперь
была у меня в руках, никаких проблем с оплатой проезда в автотранспорте у
меня больше не ожидалось.

    А вот и Тундума, граница с Замбией. Здесь оживлённое торговое место, много
людей и продавцов. Продают дешёвый замбийский липкий сахар
тёмно-коричневого цвета. Если перевести их цены в рубли, то выходит, что в
Танзании сахар стоит 20 рублей, в Кении ещё дороже - 25, в Судане и
Эфиопии порой оказывался дороже 30, а в Замбии сахар дешевле - примерно
15 рублей за килограмм, полдоллара. Также продают бананы, манго и
китайское всякое барахло. И бензин в канистрах. В Танзании дорогой бензин
(более 20 рублей за литр), но в Замбии ещё дороже - 30, и при этом ещё
дефицит!

    До города Кигома, находящегося на берегах озера Танганьика, автостопом три
или четыре дня езды. Мне нужно проехать через городки Сумбаванга, Мпанда и
Увинза, и моя скорость сильно будет зависеть от количества дождей. Я читал
в танзанийских газетах, что в этих районах страны очень много растёт
всякой зелёной еды, но вывезти её в другие районы страны почти невозможно
из-за плохого состояния дорог. 

    Там, где на север ответвляется грунтовая автотрасса на Сумбавангу,
наполнялся людьми здоровый кузов. В нём уже находилось немало ящиков с
пивом и длинным танзанийским мылом, а также около 50 человек и их вещи.
Кассир, выписывающий билеты под копирку, вместо оплаты присвоил бумажку с
волшебной фразой - хорошо, что я успел переписать себе её копию. На
выезде из Тундумы, в дополнение ко всем людям и вещам, в кузов погрузили
целую кучу досок. 

    * * *

    Грузовик суданского типа, исполявший функции грузопассажирского автобуса,
вёз сперва 50, а потом и больше 60 человек и множество груза, как Ноев
ковчег. По дороге подбирали всех, и ехали в большом столпотворении и
тряске, даже стоять было тесно и негде. В одной деревне нас застопила
очередная группа "стопщиков". Но почему-то сразу лезть в кузов они не
стали, а словно ждали чего-то. И точно, из одной из хижин вышел человек с
мешком на плечах; мешок по приближении оказался несамоходной женщиной,
которая только что родила (муж нёс её). Бабушка несла маленького
новорожденного размером с большой ананас, и ещё толпа родственников
сопровождала их, неся одну на всех стеклянную бутылочку с фантой, уже
начатую (для новорожденного, что ли?) И вся эта семья погрузилась в кузов.
На месте ребёнка я бы умер, так как дорога была плохая, и все 60 человек в
кузове падали из стороны в сторону, и даже странно, что не угробили умирающую
женщину и ребёнка. Когда же приехали в какой-то посёлок, где был
докторский пункт, водитель грузовика направился прямо туда, изменив своей
обыкновенной привычке разгружать сперва пиво. Муж вынес из кузова свою
жену, и вся семья с причитаниями перебралась в больницу, а грузовик
отправился в другой конец деревни, выгружать пиво и ящики с длинным
оранжевым мылом.

    Скорость такого общественного транспорта невелика. 215 км ехали 10 часов.
Совсем свечерело, когда я вылез из кузова в Сумбаванге, столице
юго-западной провинции. Сегодня мне попались более прогрессивные
церковники, чем накануне, и я переночевал на чистой постели в большом
общежитии. Наутро, уходя, с интересом прочитал на входе, что
остальные люди, ночующие здесь, платят за "нумер" по 1100 шиллингов
(40 рублей). 

    15 ноября, среда. Путь до Мпанды и русские геологи

    Тут очень много бананов растёт повсюду, но никто их не продаёт - ведь они
есть у всех, а вот лишних денег нет ни у кого, и
мало надежды на покупателей. С трудом
обнаружил каких-то детей, разложивших бананы на земле, и поразился их цене
- три банана на десять шиллингов, т.е. $1 = 270 бананов, или 1 банан на
10 российских копеек. Также получил в подарок манго. 

    Как и на предыдущем участке, так и здесь роль общественного транспорта
выполнял грузовик, но не такой большой, как вчера, а маленький.
Английского языка здесь ни один не понимал. В старом кузове с
продырявленным от старости днищем ехали многочисленные мешки с зерном, в
каждом мешке было килограммов сто. Мешки тоже были старые и дырявые и
ежеминутно рвались на каждом резком толчке. Билетёр кузова непрерывно
ремонтировал их так: заметив, что какой-то мешок опять сыпет зерно (а оно
сыпалось на пол кузова и сквозь него - на дорогу), он брал очередной
пучок травы и запихивал в дыру; затем длинной и толстой сапожной иглой
с верёвкой стягивал края дырки. Но тут на очередном ухабе какая-нибудь
запчасть от машины падала на другой мешок и рвала его, и билетёр
заталкивал туда очередной куст травы и опять зашивал края, и т.д.. В
результате таких ремонтов, к моменту нашего прибытия в Мпанду на каждые
100 кг зерна уже приходилось несколько кг травы и не меньше одного кг
верёвок, используемых для зашивания мешков.

    Вот, а сейчас я еду в очередном грузовике, еду в город Мпанга. Пишу на
стоянке. Интересно, достигну ли я города Кигома? Он на озере Танганьика. От
него в Дар-эс-Салам ехать надо по железной дороге. А если в поезд не
возьмут или высадят, окажется задержка, так как поезда не ежедневные. Одна
надежда, что "зайцы" в третьем классе - распространённое явление! А
грузовики здесь такие "всеразвозы", везут всё, что придётся - мешки,
людей, ящики с мылом и кока-колой, коров, а также куриц, связанных в
вязанки за ноги, вниз головой едут они, привязанные к разным частям
кузова. 

    Интересная форма локального мыла. Оно очень длинное, в полметра или даже
больше, а толщина обычная. Как толстая палка. Продавец может отрезать вам
нужную длину. Цвет у него обычно рыжий. Мыльные палки продают даже в
супермаркете. Обычное же кусковое, мелко расфасованное мыло значительно
дороже длинного. 

    А женщины здесь все такие шикарно-разноцветные, и все
почти перемещаются с детьми, и дети сии привязываются к спине платком. У
каждой женщины есть большой платок, наверное 1.5 на 1.5 метра, он и как
юбка, и как платок, и детей примотать, чтоб не потерялись, и даже как
кошелёк - в угол платка заворачивают и завязывают узелком свои
сбережения. Поэтому почти все мелкие бумажные деньги (200 и 500
шиллингов), имеющиеся в обороте в Танзании, имеют ужасно мятый вид и почти
уже ничего на них не разобрать, всё чёрное, и только по измятости можно
угадать, что это были деньги. Всё из-за того, что женщины их заминают в
угол платка.

    Более крупных денег у женщин обычно нет, и это хорошо, иначе бы и крупные
измяли. 

    На больших платках женщин часто изображён первый президент Танзании
Дж.Ньерере (отец нации) или нынешний президент Мкапа (с толстым лицом).
Иногда платки повязаны так, что святой лик Президента красуется как раз
пониже спины! А вот в заплатанной, дырявой одежде, как было в Эфиопии,
здесь никто не ходит. Более аккуратные, опрятные и чистые.

    Но в гости - не зовут! не принято это у них. Угощают, подвозят, а в
домах побывать пока не удалось. И ещё - танзанийки и их дети боятся
фотографироваться! Только достанешь фотоаппарат - визг, крики, все
разбегаются. 

    ...По сторонам дороги возвышались леса. В них гуляли слоны и крупный рогатый
скот; в речках грелись спины неизвестных зверей, наверное, бегемотов.
Дорога была очень узка, как канава или желоб для стока машин. В одном из
мест на приличной скорости из-за поворота вырулил встречный
грузовик... караул! Наш водитель резко отвёл руль влево (движение в Танзании
левостороннее) - столкновения удалось избежать, но зато нас, живущих в
кузове, сильно тряхнуло: мы вклеились в стену земли и древесных
корней, которая окружала здесь дорогу с обоих сторон. Потратили не меньше
часа на выкапывание машины и смену колеса, проколотого каким-то корнем.

    На одной из стоянок водитель извлёк меня из кузова - рассмотреть
иностранца поближе. Увидав, как я ем манго с кожурой, он решил, что я умираю
с голоду, и купил мне на стоянке огромную порцию риса с курицей "куку".
Удивительно, но в этой харчевне была горячая вода для помыва рук. Эта вода
была в большом металлическом чане, внутри которого была труба с тлеющими
углями, по принципу самовара. А внизу чана был кран, ну точно самовар!

    Один из пассажиров кузова, заинтересованный моей иноземной сущностью, в
пути упрашивал меня:

    - Дай мне Россия 1-2-3 ! дай мне 1-2-3 !

    Наконец я понял, одарил его металлической российской мелочью, и человек
тот был этому очень рад.

    Мпанда

    Городок Мпанда, куда мы прибыли вечером, стал пунктом моего очередного
ночлега. В ста метрах от того места, где остановился мой грузовик,
находилась очередная церковь, и я пошёл проверять её на полезность.
Церковь принадлежала Адвентистам Седьмого Дня. Я вошёл; прихожане, человек
тридцать, сидели на деревянных скамеечках и слушали пастора; на стене
висел большой плакат с изображением Земного шара и с таким текстом:

     "10/40. Между 10* и 40* северной широты живёт более половины
населения Земли - 3400 миллионов человек. Из них менее 1% верят во
Христа, и менее 0.001% являются Адвентистами Седьмого Дня. Наша задача -
в 2000 году открыть 1040 церквей между 10* и 40* северной широты!"

    Рядом висел образец свидетельства о браке. Обрадовала особая графа, где
надо было указать: брак моногамный или полигамный.

    Наконец богослужение кончилось, и пастор подошёл ко мне. Я объяснил
свою сущность. 

    - О, ты русский? Здесь, в Мпанде, русские геологи живут! Я тебя отведу!

    Я очень удивился, но пошёл за пастором. Он подвёл меня к цементному дому,
находящемуся точно в том месте, где я сегодня вышел из грузовика.
Постучали, но никто сперва не открыл. Я заглянул в щель - за столом
сидели и пили пиво несколько мужиков совершенно русской наружности.
Наконец, дверь отворилась.

    Русских геологов оказалось четверо, кто из Москвы, кто с Одессы. 
Здесь они разрабатывают золотые прииски. Юридически это несложно. Сперва
покупаешь лицензию на геологоразведочную деятельность - это стоит 20
долларов на квадратный километр, и производишь разведку. Потом, если и
впрямь пахнет золотом, можно купиль лицензию на промышленную добычу - это
ещё 400 долларов. И можно добывать, и продавать это золото, первые пять
лет налоги небольшие. В России сейчас так всё усложнено, что и работать
невыгодно, а здесь, может быть, и повезёт. У сих геологов оказалось две
базы в двух местах Танзании - одна здесь, другая южнее, около города
Чунья. 

    Только зашёл к ним - ударил такой ливень! Бьет по крыше, как град.
Ураганный ветер унёс всё электричество в посёлке, но, к счастью, оно затем
восстановилось. Хлопают двери, всё летает. Я поставил палатку прямо в
комнате - вдруг протечёт крыша - но протекла не крыша, а дверь, из-под
которой под палатку направились струи вод. А я ещё зачем-то постирался.
Сушить теперь надо будет на себе после ливня. Завтра дороги будут,
понятное дело, месивом грязи, и я завтра вряд ли достигну Кигомы. Но хотя
бы послезавтра! Иншалла!

    Я спросил, не болеют ли здесь малярией. Оказалось, болеют, да ещё как.

    - Это ведь сперва любые таблетки помогают, выпил и внушил себе, что вот
сейчас должно помочь. А симптомы у неё всякие, бывает, кажется, что просто
простудился. А у нас все любят советы разные давать, лук, чеснок... Один у
нас тут умер от малярии, и всего три месяца как прожил. Лечили от
насморка, а умер от малярии... 

    Я пожаловался на обилие ментов в южной части Танзании и на проблемы с
ночлегом. 

    - А не удивительно, - отвечали мне, - это у них уже давно на юге
напряжёнка. Со времён войны в Мозамбике, когда тамошние повстанцы здесь, в
Танзании отсиживались, а мозамбикская армия прямо на танзанийской земле
бомбила их. И на границе с Замбией тоже: там ведь, в Замбии, кожа белого
человека стоит 6000 долларов! Замбия вообще страна всякой контрабанды. Вот
менты и беспокоятся.

    Я спросил, почему они выбрали именно Танзанию.

    - Да и в других странах, мы этого золота не граммы видели - тонны! Да и
не только золота... Вот в Ливии мы работали, уран искали. Каддафи спал и
видел во сне атомную бомбу. Нашли ему уран, сколько хочешь. Только кто ж
ему технологию продаст?

    Вечером к геологам забрели их танзанийские подружки, совсем ещё молодые.
Пользуясь случаем, они пили пиво "Килиманджаро" за счёт богатых белых
мистеров. Одна, самая юная девушка, выхлебала целых три бутылки и совсем
опьянела, но трясущимися руками заливала в себя четвёртую; пиво стекало по
подбородку, лилось за пазуху, но остановиться девушка не могла, пока всё
пиво не было истреблено.

    16 ноября, четверг. Долгий путь под дождём

    Всю ночь и утро бушевал ливень, превратив дороги и, казалось, всю страну в
месиво из воды, грязи и манго (ураганный ветер сорвал с деревьев немало
манго и они повсюду валялись в грязи). Геологи сказали, что сегодня
транспорта не будет, так чтобы я возвращался вечером опять ночевать у них.

    Я вышел в дождь. Первые два часа прогноз геологов оправдывался - не было
ни самих машин, ни следов их, а редкие местные жители говорили, что дорога
стала непроходимой. Я уже не думал ни 16-го, ни 17-го достичь Кигомы -
как вдруг меня подобрал джип на пять километров, за рулём был узкоглазый
белый человек. 

    - Откуда? - спросил он меня.

    - Из России, - отвечал я.

    - А я китаец, - обрадовался он, - соседи, земляки!

    Китаец работал здесь над улучшением дорог. Особого улучшения пока не
просматривалось, и через пять километров он свернул куда-то - вероятно,
на свою базу, - а я обнаружил на повороте чайную лачугу и спрятался в неё
пить горячий чай, поскольку сильно промок.

    Но не успел я съесть два приобретённых там пончика, как послышался шум
машины. О, джинны, рабы Аллаха! из дождя выплыл "Лендровер" с кузовом! Я
выбежал из чайной комнаты, побросав чай и пончики, и было это очень
вовремя. Лендровер имел надпись "Police", спереди из него торчала
трёхметровая антенна, а в кабине ехало трое танзанийцев, один из которых
был с автоматом, а другой, англоговорящий строгий господин в форме,
наверное, местный полицейский генерал. В кузове машины сей сидело уже шесть
замёрзших, мокрых пассажиров, и я пристроился седьмым. Мы прорубались
сквозь стену дождя, как подводная лодка, вода была сверху и снизу, а
трёхметровая антенна ещё и выколачивала воду из мокрых веток деревьев,
смыкавшихся над узкой дорогой.

    Это была единственная машина на Кигому в этот день, ведь там 360 км -
фантастическое расстояние! По пути мы встречали застрявшие в грязи
грузовики, которым проехать это расстояние дай Бог за двое-трое суток.
По сторонам дороги шли редкие мокрые деревни и лагеря беженцев из
Конго-Заира; кузова с гуманитарной помощью, направлявшиеся к ним, тоже
тонули в грязи. Моя полицейская машина ехала даже чуть дальше Кигомы, в
посёлок Уджиджи, куда я и прибыл, абсолютно мокрый, в весьма позднее
тёмное время.

    Здесь, в Уджиджи, за 130 лет до меня побывал Давид Ливингстон, известный
исследователь Африки, передвигавшийся по ней не автостопом, а пешим ходом.
В 1840 году он начал путешествовать по Африке и бродил там почти всю
оставшуюся жизнь (с двумя небольшими перерывами). Он впервые в истории
науки пересёк Африку в южной её части, от Анголы до Мозамбика, открыл
несколько больших африканских озёр, и всё мечтал отыскать истоки Нила.
Величайшие дожди, превращавшие всю твердь в жидкость, вражда арабов и
европейцев с местными племенами, делали путешествия утомительными: от
побережья до Танганики нужно было тогда добираться почти год. Эпидемии
делали безлюдными целые местности. В 1871 году Ливингстон застрял на
берегах Танганики, не в силах продолжать дальнейшие путешествия из-за
болезней и отсутствия припасов; ящик с хинином (единственным в то время
средством от малярии) у него кто-то украл, а новые лекарства достать в
глубине континента было нельзя. В Европе многие думали, что Ливингстон уже
давно умер - несколько лет от него не поступало вестей. Но тут на поиски
оного отправился другой первопроходец-исследователь Африки, Стэнли, и
обнаружил Ливингстона, привёз ему всякие припасы и хинин. Встреча их
произошла здесь, в Уджиджи.

    В честь этого здесь должен был быть так называемый "мемориал Ливингстона".
Но найти мемориал сегодня не удалось, было весьма темно, а местная
уджиджинская молодёжь задиристо предлагала мне поделиться шиллингами, на
что я не соглашался.

    Решил найти церковь и переночевать в ней. Так как было уже позно и церковь
была закрыта, местные помощники повели меня домой к священнику.
Католический священник лет сорока оказался весьма передовым человеком и
принял меня в своём доме, предварительно изучив паспорт. Так я впервые
оказался в доме у танзанийца. Причём гостеприимство у этого человека было
традицией: он достал огромную книгу записи гостей и попросил записаться и
меня. За последний год гостей набралось всего на пол-страницы, и
оставшейся книги ему хватит на запись гостей лет на двести.

    В кирпичном доме у священника было несколько комнат, в коих проживали его
жена и многочисленные дети. Была мебель - старые кресла и диваны, а в
ванной комнате стояла даже ванна, а туалет был во дворе. Всем детям был
очень интересен дядя-иностранец, я достал фотографии и рассказал о России
и о своём путешествии. Чай не предложили, вероятно, за поздностью часа все
уже успели поужинать. Для ночлега мне выделили отдельную комнату, где я
разложил на столе множество своих мокрых вещей и бумаг на просушку.

    17 ноября, пятница. Уджиджи и Кигома

    Утром я покинул священника и пошёл искать Мемориал Ливингстона, не
найденный мною вчера. Я казался себе таким опытным танзанийцем, отмахав по
Танзании аж 4276 км - это очень много, если учесть, что дороги здесь не
всюду хороши и всё это пройдено впервые в истории автостопной науки. А
ведь каково было Ливингстону, который был здесь за 130 лет до меня!

    Стэнли, отправившийся на поиски Ливингстона, добрался с побережья океана
до озера Танганьика всего за семь месяцев (невиданная тогда спешка!), а
припасы его несли сто пятьдесят носильщиков. Сам Ливингстон, как уже
упоминалось выше, уже много лет находился в Африке, и можно представить,
что и он, и Стэнли по пути довольно сильно обтрепались. Тем не менее, в
мемориальном музее фигуры Ливингстона и Стэнли (изображённые в момент их
встречи в Уджиджи), сделанные из папье-маше, были очень цивильными, Стэнли
был в пиджаке и в галстуке-бабочке, а Ливингстон в пиджаке и бритый, хотя
известно, что он был к тому времени с седой бородой.

    В музее, помимо фигур Ливингстона и Стэнли, висело по стенам пять картин
следующего содержания: 1) доктор Ливингстон; 2) Стэнли сидит в Англии и
думает: а где же Ливингстон? 3) он отправляется на поиски Ливингстона;
4) встреча г-од Стэнли и Ливингстона; 5) г-да Стэнли и Ливингстон вместе
тусуются в Уджиджи. Кроме этих пяти картин и двух фигур, в музее была ещё
краткая история г-од Ливингстона и Стэнли, написанная на двух тетрадных
листах по-английски корявым детским почерком, эти потрёпанные листочки,
являвшиеся, вероятно, школьным сочинением, выдавались всем посетителям
миссии для прочтения, чтобы не заботить сторожа пересказом.

    Снаружи, на улице, росло манговое дерево, потомок того самого дерева, под
которым и произошла столь знаменательная встреча; стоял некий мемориальный
камень; кроме этого, ничего занимательного в Мемориале Ливингстона не было
выявлено. Я записался в огромный гроссбух - книгу посетителей (мемориал
посещали представители всех стран, кроме России) и завершил осмотр миссии,
уклонившись от дачи пожертвования неожиданно активизировавшемуся
сторожу. 

    Из исторической деревни Уджиджи я направился в соседний городок Кигому.
Дорога между ними была асфальтовая, и я сразу уехал на маршрутке, заплатив
100 шиллингов.

    Кигома оказалась довольно длинным городом, растянутым вдоль одной главной
улицы. В Кигоме был железнодорожный вокзал, построенный немцами в 1914
году и с тех пор довольно облупившийся; рельсы железной дороги и
металлические шпалы, все - начала ХХ века и с тех пор не менявшиеся.
Поезд на Дар-эс-Салам обещали завтра. Рядом с ж.д. станцией был порт,
порождающий гидропароходы по водам озера Танганьика в соседние страны:
Замбию, Бурунди и Конго-Заир. В Кигоме были консульства Бурунди и Заира, и
я даже навестил одно из них, заирское. Но ничего хорошего мне там не
сообщили: на том берегу озера местность контролировали повстанцы, а
посольство представляло интересы правительства.

    Озеро Танганика было велико и прохладно. По глубине это второе озеро
мира, после Байкала, и такое же, как Байкал, длинное и узкое.
Противоположные гористые берега Конго-Заирской стороны виднелись вдали. На
моей стороне была даже песчаная полоса, напоминающая пляж, но купаться я
не стал, памятуя страшные рассказы врачей о заразе, живущей во всех
африканских реках и озёрах.

    18 ноября, суббота. Шиллинги куми, хамсини, ашрини!

    Сегодня день долгожданного поезда. Я выбрался на станцию заранее, чтобы
увидеть момент прибытия состава и оценить, сколь много зайцев окажется на
его крыше. К прибытию поезда на станцию сбежались носильщики, помощники и
продавцы; я купил у одного из них ножик взамен своего утерявшегося,
сопровождавшего меня от Болгарии до Танзании. В таких путешествиях
часто привязываешься к вещам, они становятся такими привычными, что их
утрата огорчает (а ведь умом знаешь, что все вещи не вечны, на то и
вещи, чтобы их терять). Нож из Кигомы оказался плохим и уже через
несколько дней покрылся ржавчиной.

    Поезд прибыл в 10.20 утра. Зайцев почему-то на крышах не было ни одного.
Странно, неужели все зайцы едут внутри поезда? А может быть, здесь перед
Кигомой есть тоннель с низким потолком, и все зайцы с крыши спрыгивают
заранее? Всё это мне предстояло выявить сегодня.

    Я сидел на перроне, писал письма и дремал. Наконец к 17 часам поезд
подготовили к посадке. Сразу при входе у меня спросили билет, вместо
которого я показал справку АВП и проник в поезд. Отправились в 18 часов;
странно, но у всех прочих пассажиров были билеты. Зачем?

    А вот и проявилось, зачем. По вагонам пошли контролёры, и они оказались
принципиальные дядьки: ни справкой АВП, ни волшебной фразой "Tafadhali
naomba msaada, Kusafiri" они не были удовлетворены. Билет, мол, до Додомы
стоит 8600, до Морогоро 10900, до Дар-эс-Салама 12500 ($15), если нет
билета, давайте платить! Я отказался, контролёры ушли и в 19.00 привели
мне начальника поезда. Тот тоже оказался непреклонен.

    - У меня сейчас почти нет денег, - соврал я, - но дайте мне один час, и
я постараюсь собрать вам кое-что.

    Начальник поезда дал мне 1 час отсрочки, и я достал свою железную кружку и
начал сбор пожертвований с пассажиров поезда. Надо заметить, что уже
стемнело, а поезд не был внутри освещён (только два тамбура освещались, а
в вагонах - темнота); кроме того, почти никто не понимал по-английски, а
я не знал языка суахили.

    Я наложил в кружку некоторую сумму своих денег "на развод", и отправился
по вагонам, звеня деньгами в кружке и приговаривая:

    - Шиллинги куми, хамсини, ашрини! Тикет проблем! - Для тех редких людей,
кто знал английский, я добавлял объяснение, что мне нужны деньги на билет.

    Поначалу шло не очень хорошо. Представьте себе сами: на далёком севере,
где-нибудь под Архангельском, ночью по общему вагону идёт чёрный-чёрный
негр с большой железной кружкой, звенит монетами в ней и повторяет:

    - Рубель пять, два, один! Тикет проблем! рубель один, два, пять!

    Я был настойчив. Вскоре мне повезло: один из англоговорящих пассажиров
решил стать моим помощником и объяснять всем мою сущность. Вот представьте
ещё раз: идёт у нас в поезде по вагонам негр с кружкой ("рубель один, два,
пять!"), а рядом идёт русский мужик и объясняет: этот человек не имеет
денег на билет, дайте ему, сколько не жалко!

    И процесс пошёл. Если бы было светло, я думаю, что и без помощника я бы
собрал полную кружку денег, а если бы я знал суахили хотя бы в объёме
арабского, то с одного вагона с лихвой хватило бы мне на билет. Но и
здесь, несмотря на темноту и иные факторы, я постепенно двигался к успеху.
Поезд тащился медленно, наполняясь пассажирами на каждом ночном
неосвещённом полустанке, и кружка тоже наполнялась. Наконец, спустя час, я
нашёл освещённый тамбур, в котором тусовались контролёры, и вывалил на пол
у их ног целый килограмм денег, которых оказалось 11600 шиллингов (из них
тысяч пять я подложил сначала, "на развод", а остальные 6600 были
представлены в основном монетами). За 10900 шиллингов (около 400 рублей) я
купил билет до Морогоро.

    Читатель спросит, неужели с деньгами у меня было так плохо, что пришлось
попрошайничать в поезде? Отвечу - конечно же, нет! Я легко мог бы в
Кигоме обменять несколько дополнительных долларов и купить билет хоть до
самого Дар-эс-Салама и вообще мог бы проехать всю Африку на недорогом
платном транспорте, на автобусах, поездах, на платных грузовиках, что бы
обошлось в 200-300 долларов от Каира до Кейптауна, плюс комплект
соответствующих виз. Но тогда путешествие было бы совсем другим, у нас
были бы совсем другие приключения, нам встретились бы совсем другие люди,
и впечатление, полученное от континента, было бы тоже совсем другим.

    Но и бесплатность как принцип тоже не являлась моей целью. В данном
случае в поезде я поставил социальный эксперимент: а что, если... Вся
поездка автостопом через Африку является большим социальным экспериментом,
ответом на вопрос: а столь ли важны деньги в современном мире, а что
будет, если на каком-то этапе жизни попробовать обойтись без них? Это
хороший тест на сущность страны. Узнать, посмотреть: а является ли это
иноземное гостеприимство других народов только лишь маской для извлечения
денег с иностранцев, или мы можем надеяться встретить искреннее,
бескорыстное, доброжалетельное отношение?

    И это также эксперимент над самим собой; ведь нередко мы встречаем у себя
дома, в России, в Москве, таких людей, собирающих на что-то деньги: одни
на билет, другие на операцию, третьи на хлеб, четвёртые просто так, и мы
быстро проходим мимо них, потому что никогда даже не пробовали посмотреть
на себя их глазами, с их стороны. 

    В нашей благополучной российской жизни к нам часто обращаются люди с
разными просьбами, но мы стараемся не замечать этого. Каждый из нас может
быть в такой ситуации: увидеть на трассе - голосующего, в метро -
просящего, в городе - ищущего ночлег; и есть такой шанс, что побывав в
такой ситуации на другой, "неблагополучной" стороне, хотя бы понарошку, -
мы лучше сможем что-то понять и как-нибудь своим небольшим, но
своевременным поступком улучшить мир, в котором живём.

    Итак, возвращаясь к теме: билет у меня появился, и я вернулся в свой вагон к
своему рюкзаку и прочим вещам, но сразу уснуть мне не удалось, так как ко
мне стеклись те редкие англоговорящие люди, которым хотелось узнать
побольше о моей сущности. 

    19 ноября, воскресенье, в поезде

    Всю ночь по головам друг друга ходили люди, а какой-то человек завладел
большей частью моего рюкзака и коврика и спал на них. В шесть утра поезд
прибыл на станцию Табора, преодолев таким образом треть пути. Поезд
обступили продавцы. Вообще на каждой станции что-то продавали, именно
нечто местное: там бананы, там тростник, там рис, там горький чай с
перцем, в одном месте (в Увинзе) - каменную соль; один старик ходил по
поезду и толкал лекарства ото всех болезней, вероятно, самодельные. Ступки
и пестики, табуретки, стулья, деревянные ложки и расчёски, на каждой
станции всё самодельное, ничего нет привозного или промышленно
изготовленного. Так проехать один раз в поезде и можно купить всё, что
делается в Танзании. Многие пассажиры так и делали и поезд ежечасно
наполнялся всё новыми и новыми их покупками.

    Только на одной станции, название не помню, был универсальный базар, в
основном съедобный - пассажиры вышли из поезда и расползлись вдоль
длинных, во весь поезд, уже подготовленных для них столов; столы были
накрыты специально к приходу поезда, всё было только что с огня,
горячее и вкусное; наверное, и машинист обедал здесь же, и поезд
стоял на месте, пока все не поели. А вот чая тут не было, он оказался на
следующей станции.

    Ближе к вечеру один из пассажиров поезда, мой вчерашний помощник в сборе
денег, нашёл меня и сказал проникновенно:

    - А сейчас... а сейчас я тебя отведу в вагон-ресторан и ты там поешь
бесплатно! Можешь ли ты поверить мне?

    Я отвечал, что могу поверить (по дороге меня уже подкармливали). Но
оказалось всё оно непросто. Мой помощник раскопал в вагоне-ресторане
некоего мусульманина, бизнесмена из Кигомы по имени Зеид, который посетил
множество стран мира, включая Россию; он сейчас повёл меня предъявлять
этому бизнесмену, рассчитывая сам выпить и поесть за его счёт!

    Бизнесмен из Кигомы оказался очень эрудированным человеком. Он
действительно бывал в России и в доказательство этого написал мне русские
буквы А, Б, В, Г, Д на обратной стороне пивной этикетки. Кроме этого, он
бывал в других странах, например, в Заире. Киншаса - огромный город,
больше Дар-эс-Салама, там всё есть, но правительство запустило страну,
довело до войны. Лубумбаши - город хороший, и Кисангани тоже хороший,
приятный город, хотя правительство его не контролирует, там правят
повстанцы. Поехать в Кисангани из Танзании - нет проблем, с повстанцами
вполне можно договориться; а вот в правительственную Киншасу по земле не
доехать, надо на самолёте лететь, так говорил Зеид. А вот сущность бизнеса
своего он мне так и не раскрыл.

    Зеид заказал для меня старую, уже мумифицированную жареную "куку",
которая, наверное, когда-то умерла от старости; а приведший меня помощник
стал требовать пиво и непрерывно его пил за счёт Зеида; вероятно он думал,
что оказал Зеиду большую услугу, приведя ему меня. В тот момент, когда
официант принёс счёт, я деликатно покинул их, оставив их разбираться друг
с другом и решать, кто больше выпил и кто будет платить (хотя предполагаю,
что платить пришлось Зеиду).

    Вторая ночь в поезде была не лучше первой; народ опять ходил по головам, а
я валялся среди людей и вещей на полу, подобный мусору, и идущие мимо
танзанийцы спотыкались об меня. Как читатель уже понял, все сидячие места
в поезде были плотно и безнадёжно заняты плотной чернокожей толпой.

    20 ноября, понедельник. Вновь в Дар-эс-Салам!

    В пять утра поезд выгрузил меня, уколбашенного, в предрассветном Морогоро.
Ехал я всего полтора суток, а успел устать и выпачкаться. Умылся на
бензоколонке и побрёл на трассу - здесь это и быстрее, и приятнее, чем на
поезде.

    В утре застопилась "Скания", ехавшая из Сумбаванги. Ещё неделю назад мне
это название ничего не говорило, а сейчас это было уже знакомое
мне место, с церковной гостиницей, с бананами по десять копеек. Проехал на
этой "Скании" до въезда в Дар-эс-Салам, до того самого места, где мы с
Андреем Мамоновым высадились в прошлый раз, три недели назад.

    Родные места, знакомый РКЦ! В нём - Грил, Кирилл и Андрей. Все трое
рассказали мне о своих приключениях. Грил ездил на северное побережье, в
города Багамойо и Танга, был арестован за постановку палатки на берегу
моря и провёл ночь в тюремной камере. После сего случая он вернулся в РКЦ
и никуда более по стране не ездил. Андрей умудрился провести все десять
дней в РКЦ совершенно безвылазно; его мечты о том, чтобы заработать денег
в сём городе, так и не были претворены в жизнь. Он жил в долг за счёт
Кирилла и ходил питаться в сикхский храм. Кирилл съездил в Моши и Арушу и
затем даже проехал по глухой дороге из Аруши в Додому, а вернувшись, также
тусовался, вместе с Андреем и Грилом, в РКЦ (бедный Рифат Кадырович!). А
вот четверо килиманджарщиков так до сих пор не вернулись назад, и никаких
вестей от них не поступало.

    Зато были вести из посольства ЮАР. Несмотря на наличие приглашения от
Нельсона Манделы, южные африканцы отказали нам в визе. Наши анкеты они
направили не только в Преторию, но и в посольство ЮАР в Москве, где именно
и решался вопрос о нашей благонадёжности. Нам даже передали
письменный отказ такого содержания:

  "Уважаемый мистер такой-то,

  Я отвечаю на ваше визовое прошение, поданное в Верховный комиссариат ЮАР в
Дар-эс-Саламе. Вот решение, принятое посольством ЮАР в Москве.

  Спасибо за ваше обращение к нам. После тщательного рассмотрения всех
фактов, относящихся к делу, мы отказываем в выдаче визы, так как не
соблюдены въездные условия:

  1) Нет контактной персоны в ЮАР (есть такое соглашение между Россией и ЮАР
- ни один гражданин ЮАР также не может въехать в Россию без приглашения
от гражданина России);

  2) Нет фиксированной программы (все люди, направляющиеся в ЮАР в составе
организованного тура должны подтвердить полную оплату тура);

  3) Нет доказательств трудоустроенности;

  4) Долгий визит, это не очень хорошо.

  Я надеюсь, что вы поймёте это наше решение. Л.Барклай, атташе,
г.Дар-эс-Салам".

    Мы покритиковали устно посольство ЮАР и занялись помывкой и
постиркой. В ближайшие дни нужно будет покинуть этот город и отправиться в
Замбию, а то ведь совсем нахально заселились в Культурный центр и никак не
выедем отсюда.

    Вечером нас неожиданно посетили трое русских. Один из них оказался
журналистом "Комсомольской правды", по фамилии Черняк. Сей Черняк
нынче пребывал в Танзании и сочинял всякие забойные материалы для своей
газеты. Мы попались ему в качестве одной из таких тем. Поговорил с нами,
выслушал жалобы Грила на танзанийских ментов и пообещал написать о нас. 
В декабре в "Комсомольской правде" вышел материал под таким примерно
подзаголовком:

    "Оказывается, до Килиманджаро можно доехать и бесплатно. Правда, для этого
не надо бояться ночевок в местных тюрьмах, в которых водятся вши и блохи".

    Зато г-н Черняк совершил и доброе дело: передал нашу оказию в Москву, а
также подарил нам 40 долларов, взамен которых мы обещались ему привезти из
Африки разных монеток-сувениров.

    21-23 ноября

    Наконец мы вчетвером (я, Грил, Андрей и Кирилл) собрались покидать
Культурный центр, где прожили, с позволения гостеприимного Рифата
Кадыровича, весьма долгое время. Наверное, мы ему сильно надоели.
Незадолго до нас здесь жил другой русский путешественник, у которого
кончились деньги, и с большим трудом директору удалось сплавить его в
Замбию на попутном грузовике; но от нас избавиться не так просто!..

    Но стоило нам собрать рюкзаки, а сотрудники РКЦ не успели свободно
вздохнуть, как с мокрой дождливой улицы вошёл в РКЦ наш давно исчезнувший
Олег Костенко, один из четырёх килиманджарствующих! Вот что он рассказал.

    Четверо мудрецов, задумавших покорить высочайшую гору Африки, направились
к вершине не с южной стороны, как прочие туристы, а с северной. Этот путь
оказался сложнее, но зато там не было гидов и иных сотрудников
национального парка. Восхождение было непростым и длилось шесть дней, но
наконец мудрецы стояли на заснеженной вершине, на высоте 5895 м над
уровнем моря. Обратно решили спускаться по южному, более простому пути. И
вот незадача - в ходе спуска трое из восходителей (Лекай, Шарлаев и
Сенов) наткнулись на врата национального парка, где и были задержаны.
Четвёртый, Костенко, устал и брёл сильно сзади, проходил мимо врат парка
уже в темноте и задержан не был.

    Тем временем трёх задержанных привлекли в город Моши, где отобрали у них
паспорта и предложили заплатить и уладить конфликт. На что те отвечали,
что на Килиманджаро они не лазили, английского языка не понимают, а денег
у них нет. Так как мудрецов не заперли, предоставив им возможность гулять
по Мошам без паспортов, но вольно, - Костенко вовремя встретился с ними,
изъял у них фотоплёнки и направился в Дар-эс-Салам. 

    Я решил перед посещением Замбии съездить в Моши, узнать судьбу задержанных
героев, в то время как Костенко остался в РКЦ (появляться в опасной
близости от Килиманджаро ему не следовало, тем более что он собирался
нажаловаться консулу на незаконную самодеятельность мошинских властей).
Итак, мы расстались - Лапшин поехал в Замбию, Андрей с Кириллом - тоже в
сторону Замбии, я - в Моши, Костенко остался у Рифата Кадыровича.

    * * *

    Прощай, Дар-эс-Салам!

    Каир, Аддис-Абеба, и вот Дар-эс-Салам, стали для всех нас такими родными
городами, что кажется - вдруг перенестись из Москвы на какой-нибудь
дар-эс-саламский перекрёсток - и сразу увижу, где РКЦ, где сикхский храм,
где почтамт, где российское посольство, где мороженое на палочке за 300
шиллингов, где ближайшая газировка и чипсы. Там церковь, где я вызвал
"чудо Моисея", а там самый дешёвый в Африке Интернет... И вот я стою на
выездном шоссе, прощаясь с городом, в котором прожил... прожил... неужели
всего две недели? кажется, целую жизнь!

    Уже такая знакомая трасса до Моши, опять Чалиндзе - в четвёртый раз
вкусная пищевая деревня Чалиндзе! Пообедал - и в путь на Моши. Трасса
оживленная, весёлая, и даже в полночь, на повороте на Тангу, меня подобрал
бензовоз до Мошей! Наутро я был в сиём городе.

    Следов автостопщиков не было нигде - ни в полицейском участке, ни в
Интернете, ни на главпочтамте, ни в офисе иммиграционных служб (хотя все
нам говорили, что вчера они были). Опросив местных жителей, продавцов и
гидов, зазывающих на Килиманджаро, я узнал, что мудрецам вернули паспорта
и отпустили их с миром на все четыре стороны вчера в 16.00.

    Значит, мы разминулись с ними ночью в районе поворота на Тангу. Хорошо,
что всё обошлось. В Танзании, в этой миролюбивой, но слегка полицейской
стране, где за ночлег в палатке готовы арестовать, - восходители на
Килиманджаро легко отделались. Хорошо, что Костенко успел увезти их
фотоплёнки, не оставив тем самым никаких доказательств их пребывания на
вершине.

    Как уже упоминалось, восхождение на Килиманджаро стоит, в среднем, 500
долларов с носа, из которых около 300 долларов - плата за вход и
пребывание в национальном парке, которую нужно внести и за себя, и за
гидов-переводчиков-носильщиков. Путешествовать без этих хелперов
запрещено. На Килиманджаро ходят толпы туристов, создавая значительный
вклад в государственный бюджет.

    Горы, реки, ямы, леса, озёра, водопады и другие природные
достопримечательности в наше время часто являются платными в большинстве
стран мира. В Непале, например, платное всё, кроме столицы: покупаешь
пермит (разрешение) и идёшь куда хочешь. Пермит стоит по-разному: на
многолюдные пешеходные маршруты - несколько долларов, на Эверест -
десятки тысяч долларов. В Эфиопии, как читатель помнит, водопады Голубого
Нила тоже были платными (и церкви тоже...) В Судане иностранец, по закону,
не может ступить и шагу, не регистрируясь и не получая платных пермитов -
но, по счастью, за этим почти не следят. В России иностранец тоже должен
регистрироваться, и если он имеет неевропейский вид - милиционеры соберут
с него дополнительные поборы за право свободно передвигаться, изначально и
бесплатно присущее каждому человеку! Зато горы у нас бесплатные. Все.

    Вольные путешественники зачастую берутся исследовать пределы этой свободы
перемещения, которая хотя на словах и повсеместно декларируется, но
фактически во многих странах (включая нашу) не наблюдается. Нам всегда
казалось, что горы должны быть для всех, и не может быть правом одного или
другого народа, живущего вокруг Горы, продавать билеты на вершину. Услуги
гидов - пожалуйста, хижины, носильщики, переводчики, помощники могут
предоставлять свои платные услуги туристам, желающим этого. Но - на
добровольной основе! Хочешь - плати за гидов, ночуй в хижинах с крышей,
телевизором и телефоном, хочешь - мокни под дождём и ходи без комфорта
самостоятельно. Без навязчивых услуг.

    * * *
    Первые километров пятнадцать из Мошей меня провёз грузовичок,
развозивший по ларькам минеральную воду. Только я вышел из него и выбрал
место на трассе, как меня подобрали на легковушке кенийцы, ехавшие из
Найроби в Дар-эс-Салам. К сожалению, кенийцы ехали очень медленно и вскоре
осели на ремонт. Не прошло и минуты, как меня подобрал на джипе белый
мистер, это оказался американец по имени Чарльз. Всю дорогу он рассказывал
о тех странах, в которых успел побывать, и мне было очень интересно
слушать его.

    - Судан - да, там удивительные люди! Я прожил там год, в районе
Вад-Медани. Когда я уезжал - все плакали. Они действительно плакали,
понимая, что мы больше не встретимся. Я нигде такого не видел! И вот,
поразительно, какие хорошие люди, - и какое дурное правительство!
Впрочем, и афганцы тоже хорошие люди, а правительство - худшее в мире.
Женщинам нельзя работать, нельзя ходить в школу... Да и ваш Путин, он агент
КГБ, от него не знаешь, что и ждать. В России я тоже был, но только один
раз, в Петербурге. У меня мама - финка, и вот мы поехали, в 1994 году.
Это такой ужас! Нигде в мире я не видел столько нищих. И все с надписями,
с целыми историями на груди. Я не успевал доставать рубли. Ужас! -
Наверное, он не был в Индии или в Эфиопии... - Впервые в Танзанию я
приехал двадцать лет назад, в 1980 году. Это была очень бедная страна.
Здесь сейчас общий экономический подъём, а в Замбии - наоборот: была
богатая страна, а сейчас экономический спад, и эти страны сейчас примерно
на одном уровне. Дар-эс-Салам очень дорогой город, дороже Нью-Йорка на
40%. А ночевать просто так в палатке здесь не принято, нужно обратиться к
старосте деревни и предупредить его.

    ...Опять, в пятый раз, я оказался в Чалиндзе. По своему обыкновению,
отправился искать церковь. Местный ночной помощник сказался гидом и
предложил показать мне расположение миссии. Я предупредил его, что не
заплачу ему, на что он ответил:

    - Как хотите! Я доведу, а вы можете заплатить, а можете и не заплатить...
Только не идите так быстро, вы, наверное, солдат, а я не солдат...

    Когда же наконец мы пришли в миссию (она располагалась довольно далеко,
километрах в двух от развилки дорог), помощник оказался весьма активным и
потребовал денег. Я отвечал, что денег не будет, и пусть он забирает апельсин
(у меня было пол-рюкзака апельсинов) и идёт себе с миром.

Но помощник почему-то разъярился, и, испуская крики, набросился на
священника, крича что-то на суахили, примерно следующее: если вы мне
сейчас не дадите денег, я вас всех сдам в полицию, в полицию, в полицию!!
Священнику даже пришлось свистнуть сторожа, и тот, прибежав, утащил
чрезмерно активного помощника - и всего-то 200 шиллингов на бутылку
кока-колы он хотел. Но я не люблю такого хамского отношения, это просто
шантаж: давай копейку, а то будет драка и скандал!

Священник позволил мне поставить палатку под манговым деревом, и, несмотря
на то, что всё вокруг было сладким и вокруг обитали миллионы муравьёв, -
я не заметил этого и спокойно уснул.

    24 ноября, пятница. Вписка под Ирингой.

    И вот опять я иду по такому знакомому Чалиндзе. Это очень длинная деревня,
тянется на три километра вдоль трассы, и повсюду всякие вкусности,
фасолевый суп за 50 шиллингов (менее 2 руб.) за тарелку, плюшки за 10
шиллингов (35 коп.). Чем больше путешествуешь по стране, чем более дешёвой
она становится. Кстати, именно поэтому многие люди, путешествующие по
миру, замечают, что путешествовать дороже, чем сидеть дома, и что родная
страна - самая дешёвая. Танзанийцы уверяют всех, что Танзания самая
дешёвая страна; сирийцы говорят то же о своей стране, а вчерашний
американец был уверен, что Дар-эс-Салам дороже Нью-Йорка, хотя африканец,
прилетевший в США, подумает точно наоборот.

    До Морогоро меня подобрал водитель-мусульманин по имени Рамадан, в
галстуке, он ехал в Сонгеа (где меня брали шестеро автоматчиков), но после
Морогоро высадил меня из кабины, сказав, что ему надо будет подбирать
кого-то ещё. Интересно, что в Танзании запрещено ездить в кузовах
грузовиков, и за это штрафуют дорожные полицейские; но стоит только к
бортам кузова приварить вертикально четыре металлические трубы по бокам и
одну сверху, типа поручня, - такой грузовик уже автоматически становится
автобусом и не штрафуется.

    Следующий грузовик, тоже с мусульманином за рулём, довёз меня до города
Иринга. По пути попадались зебры и слоны, мы останавливались тут и там, я
фотографировал, водитель и его друзья, ехавшие в кабине, тоже вылезали и
снимались со мной на свой фотоаппарат. 

    Иринга, где меня высадили, оказалась длинным городом, за которым начались
бесконечно длинные деревни-пригороды. Повсюду люди, замечают меня, многие
приветствуют, говорят "Джамбо!", но в гости не зовут. Какой-то мужик,
вспомнив английский, попросил у меня денег; я погнался за ним; мужик
спрятался в лавку; я подбежал к лавке и похитил банан с витрины под общий
народный хохот. (Банан тут самый малоценный продукт.) Я шёл по вечереющей
Танзании, меня сопровождали любопытные, но вдруг застопился среди толпы
вечерний молоковоз. Он ехал домой, в свою деревню через 20 км, и подобрал
и меня. Водитель оказался англоговорящим, и я пытался напроситься к нему
на вписку. 

    - А где вы ночуете? - поинтересовался он.

    - Иногда в церквях, а иногда люди попадаются хорошие, приглашают на
ночлег, - хитрил я.

    - В церквях... В четырёх километрах дальше моей деревни есть миссия, там
можно переночевать, - отвечал он. Тем временем стемнело.

    - Четыре километра - очень далеко, ведь уже поздно! А можно ли поставить
палатку у твоего дома? - продолжал я.

Пару раз водитель сделал вид, что не понял, но потом понял, что я не
отвяжусь, и отвечал:

    - О, это невозможно; наш деревенский староста запрещает это дело!

    Уже в его деревне, стемнело, я попрощался с водителем, попробовал ещё раз
напроситься к нему в гости, но получил отказ. Ничего страшного, сейчас
отойду подальше от людей и заночую, или через четыре километра миссия
какая-то, можно и туда заглянуть. Как сзади топот шагов. Оборачиваюсь -
мой водитель!

    - О, извините, возвращайтесь, ночуйте, всё в порядке!

    А у ворот его деревенского дома стояла толстая, в десяти одёжках и в
платке бабушка-танзанийка, мать водителя, и громко, на всю округу,
причитала на непонятном, но при этом столь понятном языке суахили:

    - Это ж куда ж ты человека на ночь глядя послал? Это ж где он эту твою
церковь искать будет? Кругом ночь, разбойники всякие, а он один совсем, и
ты не подумал! А ну беги верни его!

    - Всё, всё в порядке! - извинялся запыхавшийся водитель, - не бойся,
деревенский староста ничего не узнает!

    Вот так исполнилось моё желание быть приглашённым в простое танзанийское
жилище. Ничего особенного оно собою не представляло - типичный дом из
жареных кирпичей, с несколькими экземплярами мебели (столик, лежанка и
стулья) и почему-то без электричества - я уже не помню, было ли это
вызвано какой-то технической неполадкой или света вообще не было
предусмотрено. Во дворе стоял ещё один небольшой домик-кухня, где хозяйка
приготовила чай и какие-то съедобности.

    25 ноября, суббота. Опять русские геологи!

    Предрассветным утром молоковоз уехал - он ежедневно мотался на
молокозавод в Иринге, заправлялся молоком и вёз его в Дар-эс-Салам, а к
ночи возвращался обратно. Выходило, он делал 1000 километров каждые сутки
- надеюсь, всё же не каждые, так как не свойственно африканцам так быстро
и часто гонять туда-сюда. Зато в доме появился брат молоковоза, который
подумал, что я путешествую пешком, и решил меня сопровождать четырнадцать
не то километров, не то миль. Чтобы сопровождать меня, этот брат одел
самую лучшую одежду, кроссовки, яркие шорты и спортивную майку, и пришёл
уже в предвкушении, что пойдёт со мной и всем будет по дороге хвастаться
об этом. Мои уверения в том, что я иду пешком не всегда, а только во время
отсутствия транспорта, его не убедили (хотя умный человек, мог бы
догадаться сам, ведь его брат именно <привёз> меня на молоковозе!)
    Избавиться от спортсмена не получилось, пришлось выпить чай, попрощаться с
толстой бабушкой, благодаря которой я и попал сюда на ночлег, и
отправиться на юго-запад "пешком".

    На Кавказе, в Средней Азии, когда останавливается машина, водитель первым
делом обычно спрашивает:

    - Из Москвы? Пешком? Пищ-ком?

    "Автостопом, на попутных машинах," - отвечаю я, и водитель кивает: "Всё
ясно. Пищ-ком". И вот этот спортивный человек лет двадцати пяти тоже
решил, что я пищ-ком, и хотя я старался идти быстро и избавиться от
сопровождающего, он не отставал от меня и всячески здоровался со всеми
встречными, чтобы запомниться в памяти всех своих односельчан в форме
неотделимого от меня образа. Прошли всю деревню; дальше поддерживать
репутацию "пищ-ком" мне не хотелось, я застопил грузовик в утренней
прохладе и уехал, оставив спортивного сопровождающего на дороге
удивляться. 

Б    ольшой грузовик довёз меня до Макамбако, до той самой деревни, откуда
ехал почти две недели назад в щели между железным ящиком и бортом кузова,
вместе с двумя танзанийцами, под проливным дождём, укрываясь
спальником. (Хорошо, что спальник успел постирать и просушить в
Дар-эс-Саламе, а то он был грязен и вонял бензином.) Если сейчас попадётся
такая же быстрая, как тогда, машина до Мбейи, а затем до границы, то мне
удастся попасть сегодня в Тундуму, на Замбийскую границу, до закрытия её.

    И вот, стопится джип с кузовом ("хорошо бы до Мбейи, - подумал я, -
быстро домчимся), но представьте моё удвиление, когда в этом джипе
оказался начальник русских геологов г-н Евгений и узнал меня! Он
только что ездил в Дар-эс-Салам за кислотой, нужной для золотой
промышленности, и с шестью здоровенными 35-литровыми канистрами сейчас
ехал на вторую геологическую базу, недалеко от пос.Чунья! Я сразу
передумал ехать сегодня в Замбию.

    Начальник геологов сперва ехал в Мбейю, где оставил на хранение канистры с
кислотой и купил целую гору дорогих продуктов в магазине, в котором (о
чудо) работала продавщицей совершенно русская женщина. Оказалось, она
когда-то вышла замуж за танзанийца и вот немало лет как живёт в Мбейе.
Затем мы поехали на золотые прииски, расположенные в глухой местности.
Полил сильный дождь, наш путь полностью залило и развезло; в одной из
деревень пришлось даже нанять человек десять танзанийцев, чтобы они ехали
в кузове джипа и протаскивали его через участки размытой дороги. Миновав
сии грязи, г-н Евгений дал каждому помощнику на пиво, чем их весьма
обрадовал и скрасил их пешеходное возвращение домой под дождём.

    Когда приехали в золотую деревню, Клондайком она не оказалось, и
электричества не было нигде. В глино-соломенном домике сидел ещё один
геолог, а рядом был негр, который что-то писал при свете керосиновой
лампы. Забрали этого второго геолога и поехали в городок Чунья, где уже
было электричество и все блага мира - там находилась основная их
геологическя база и тусовка.

    Вытащив рюкзак из джипа, я поразился его мокроте: промокло всё. Но что я
ещё хотел от Африки? Зато геологи вкусно накормили меня, пытались напоить,
и положили спать на просторной кровати под противомоскитной сеткой.

    26 ноября, воскресенье. Въезд в Замбию

    Я покинул домик геологов в 7.15 утра. До города Мбейя и основной трассы
оставалось 72 километра. Дорога была лучше вчерашней - гравийная, сухая,
но машин на ней не было, только велосипедисты и женщины с корзинами на
головах. По сторонам дороги тянулись поля, редкие домики. Около часа шёл
пешком. Потом вспомнил о том, что вчерашний ливень наверняка подмочил
фотографии в боковых карманах рюкзака. Так оно и оказалось (почему-то на
вписке мне эта мысль в голову не пришла). Вытащил промокшие фотографии и
с удивлением обнаружил, что фотоэмульсия потекла слоями. Отдельно
поплыл красный, отдельно чёрный слой и т.д., так что подмокшие фотографии
стали очень странными. Пока изучал их странность - из-за поворота
почти бесшумно вывернул джип, я еле успел поймать его. Джип ехал в Мбейю
- впрочем, больше некуда ему было ехать.

    Дорога шла по горам, потихоньку забираясь всё выше. Джип наполнялся
местными автостопщиками. Наконец выехали на перевал - успел прочитать
табличку "Высшая точка магистральных автодорог Танзании. 2700 м". С
перевала была видна Мбейя, огромный город в долине. Спускались с перевала
примерно час по горному серпантину, и наконец я оказался в городе.

    Как и вчера, - город предстал предо мною, весь заваленный бананами. Вдоль
всей дороги стояли танзанийские банановые женщины, продававшие сей
вкуснейший фрукт всего по 50 шиллингов за гроздь (в Дар-эс-Саламе за такие
деньги можно было купить только один банан). Немец, фермер, подвёз меня
километров на десять, и я покинул Мбейю, на этот раз окончательно.

    Там, где свернул на свою ферму немец, находился очередной банановый базар.
Я вновь запасся этим божественным фруктом и застопил очередного иностранца
- это был индус, он провёз меня ещё километров десять. Расставшись с ним,
я отправился дальше пешком, доедая оставшиеся бананы, - искать следующий
банановый базар. 

    На обочине стояли пятеро местных мужиков. Как только я поравнялся с ними,
один из них повернулся ко мне и произнёс:

    - Мой брат! Дай мне 500 шиллингов!

    Рассердившись, я бросил в "брата" банановую кожуру и, к своему удивлению,
попал. Пока "брат" недоумевал, я поднял с земли большой камень, и в это же
мгновение все пятеро "братьев", взрослые мужики, бросились врассыпную и
исчезли среди строений неподалёку. Оставшись на трассе, я
наблюдал, что они спрятались за этими строениями и, в величайшем страхе,
периодически выглядывали оттуда, проверяя, ушёл я или нет. Я же решил
никуда не уходить и стоял на обочине минут пять, пока меня не подобрал,
как ни странно, очередной индус (в грузовике). Он оказался любопытным и
расспрашивал меня о моей сущности.

    - Писать книгу об Африке - занятие неполезное, - говорил он, -
существует множество путеводителей по всем странам Африки, и для
автостопщиков в том числе. В каждом городе описаны все дешёвые
гостиницы...

    - Ни один автостопщик не будет спать в гостиницах, когда вокруг так много
мест для свободного и бесплатного ночлега! - возмущался я. Но индус не
понял моего пыла и вскоре высадил меня, так как этот грузовик тоже
оказался локальным.

    Ещё километров десять я проехал на маршрутке-матату, показав волшебную
фразу. Так я оказался в той самой большой деревне, где был дней десять
назад, когда мой тогдашний грузовик набирал цемент и после оказался
деньгопросом. После цементной деревни машины совсем иссякли, а матату
оказывались настолько забитыми, что и впрашиваться в них не хотелось.
Приближался вечер, и я уже начал беспокоиться, что не попаду в этот день
на границу. В конце концов я втиснулся в какую-то переполненную матату за
500 шиллингов, с интересом отметив для себя, что это я мог догадаться
сделать и раньше.

    Пограничная деревня Тундума оказалась, как и многие другие пограничные
деревни, полна продавцов, менял и предлагателей автобусов и прочих услуг.
Отвергнув их предложения, я поставил выездной танзанийский штамп и проник
в калитку, соединявшую Танзанию и Замбию. Через эту калитку шныряли
туда-сюда менялы, продавцы и рекламные агенты. На этот раз целый шлейф оных
последовал за мною в Замбию, надеясь заработать на мне что-нибудь.

    На входе в Замбию моё имя внесли в пограничный гроссбух, в котором чуть
раньше был уже записан Гриша Лапшин, а вот других россиян не наблюдалось.
Поставили штамп, и я оказался на территории Замбии и, по настойчивым
просьбам менял, всё же отдал им оставшиеся у меня танзанийские деньги,
взамен получив разноцветные замбийские. Эти деньги назывались "Квача", на
одной стороне была нарисована сова, на другой - негр, разрывающий цепи
колониализма; отличались деньги только номиналом и цветом, а картинки были
все одинаковые. За доллар мне предлагали до 3600 квачей, а за вязанку
бананов просили 500 квачей, так что деньги сии были недорогими.

    Прощай, Танзания! Страна вкусных бананов и проливных дождей, страна
весёлых водителей и бдительных полицейских, страна огромных баобабов, сладких
ананасов, высоких гор, разномастных церквей, ухабистых дорог, неторопливых
слонов и полосатых зебр, страна чайных тётушек и дешёвого Интернета!
Спасибо всем, кто подвозил и подкармливал меня в течение этого месяца;
спасибо и тем, кто не восхотел меня подвозить, кормить и вписывать на
ночлег - благодаря и таким людям эта весёлая страна приобрела для меня
такой интересный, неповторимый аромат!

    Итак, впервые в своей жизни, со связкой бананов в одной руке и пачкой
мелких денег-квачей в другой, я вступил на территорию

     Перейти дальше, в главу "ЗАМБИЯ".

    Вы читаете книгу Антона Кротова  ©  "200 дней на юг, или неоконченная кругосветка"  
Москва, АВП, 2002 г.
    Здесь можно заказать эту книгу в "бумажном виде", снабженную рисунками автора.
Написать письмо автору этой книги. Другие книги А. Кротова на сайте АВП.
Написать письмо автору сайта "Африка для всех!" www.africa.travel.ru